Сибирские огни, 1965, №8

интеллигенту в первом поколении, предоставлялась возможность... Бле- стящая возможность... — Георгий! — воскликнула Нинель.— Умоляю... — Ну извини, цветок мой... Не буду, конец! Пусть думают, что хо­ тят... Я тоже Стародуб, Павлушка... — Почему Павлушка? — громко спросила Нинель.— Это совсем не похоже на него. Павел. Или д аже по отчеству,— вновь взглянула она на Павлушку. — Верно. Глупость это,— сказал вдруг Тихон Григорьевич.— При­ вычка.... Мальчишкой бегал, Павлушка Степанидин, вдовухин сын. А он вон он. Поднялся. Лучший у нас механик. Все машины знает, и по р а ­ дио специалист, и по слесарному делу. Он у нас на вес золота. Хотя... золото что? Блестит и все. А Павлушка у нас не блеском знаменитый. «Чего это он? Зачем?» — сконфуженно думал Павлушка. Но Тихон Григорьевич, должно быть, только продолжал разговор, которого испугалась мать Егора. — Сидим мы вот тут... Сказать, без блеска люди. Ну да оно и луч ­ ше. Сразу живое видать. Кто чего достоин. А каждый — достоин чести. Люди. Жизнь делают. Вот этими вот руками... Тихон Григорьевич отставил стакан и раскрыл темные ладони, вдоль и поперек иссеченные, словно заштрихованные резкими линиями. — Куда без этих-то рук? Может, брезгуешь служить им? Лечить их, чтобы по ночам не ныли? — Батя! — все еще улыбался Егор.— Ты у меня тоже голова. Фи­ лософ. Самобытный философ. Сократ. Нинель, вникай в народную муд­ рость. Черпай...— Егор благоразумно не желал ссоры. Но Тихон Григорьевич хотел ее. И гости умолкли один за другим... — Ты вот в Землянуху не захотел. Отбрыкался. Сказать от серд­ ца — за городскую жену спрятался. Может, и оженился для того... Не трусь, сноха! Я тебя не обижу. Егору я. Клиника, говоришь, тебе нужна для дальнейшего, дескать, твоего развития. Оно, может, и нужна она тебе. Возле профессоров потолкаться. Ну, а ты-то... Сам-то ты кому-ни­ будь нужен? Об тебе где-нибудь люди страдают? — Батя... Батя! — уже не улыбался Егор.— Лишнее это. Потом. Вдвоем. Как мужчина с мужчиной... Нинель, не обращай внимания. Пр о ­ сто перехватил лишнего... Не рассчитал... В дозировке просчет. — Ты-то рассчитал ли? — спросил Тихон Григорьевич. Павлушка увидел, как волнение заволокло взгляд Нинели. Губы ее еще побледнели, а черты лица стали вдруг красивыми, четкими. Она порывалась что-то сказать, но, видимо, не знала, как обратиться к свек­ ру. И обратилась, видимо, неожиданно для самой себя: — Батюшка! Ну я прошу вас...—-Я-то ведь с вами. Душой с вами... Рука ее, лежащая на столе, дрожала. Ноготки казались каплями выступившей крови. Павлушка не выдержал. Поднялся и, не зная что делать, развел руки над столом и запел: Ревела буря, дождь 'шумел, Во мраке молЬия блиста-а-ла... И застолье, увлеченное сильным его голосом, дружно подхватило. И беспрерывно гром греме-э-эл... Гремело застолье. Пел и Тихон Григорьевич, все покручивая свой стакан. Задумчиво и негромко пела Нинель. Павлушка с Егором вышли во двор покурить.