Сибирские огни, 1965, №8

Ганя все делал серьезно, и от этого было еще смешнее. Он д аже р а ­ зулся, сидел, развалившись у стола, чесал пяткой худую л яжку свою, сы­ то икал и ковырял в зубах пальцем. Это было уморительно. Кузьма то­ же хохотал, суетился и помаленьку, по примеру I ани, входил в роль. Когда надо было, он становился строгим и неподкупным. А когда загово­ рил о рабочих, их женах и детях, которые голодают, то говорил долго, многое прибавляя к собственному тексту, и так, что у самого перехватило горло от жалости и горя. Ганя не сдавался. Он тоже пошел шпарить не по написанному (а Кузьма еще и суфлировал), а как бог на душу положит: повторял, что у него нет хлеба, вставал на колени и размашисто крестился, клялся т аки ­ ми причудливыми клятвами, что Федя то и дело прыскал в кулак и вы­ тирал слезы на глазах. Зато, когда дошли до Сергея Федорыча,— дело застопорилось. Б о ­ гач из него был неважный. Вернее — артист. Он, например, никак не мог заставить себя искренне хохотать с Ганей. Потому что тот переставал быть для него Ганей и становился ненавистным хитрюгой-богачом. — Нет, ребята, не выйдет у меня,— сказал он. Попробовал богача делать Елизар — вышло. И неплохо. Засиделись до полуночи. Прошли всю пьесу. Решили, что богач в конце должен умереть от разрыва сердца. — Будем его хоронить! — воскликнул Ганя.— А? — Давайте,— согласился Кузьма. — Я буду гробик строить... — Гробик я могу строить,— сказал Сергей Федорыч. Но Ганя тут же сымпровизировал эту сцену: сел, по-татарски скре­ стив ноги, и, стругая воображаемым фуганком, запел тоненьким голос­ ком гнусаво: Гробики сосновые, Гробики дубо-овые,— Строим для люде-ей. Он, наверно, где-то видел такого плотника — уж больно точно, прав ­ диво у него получалось, у дьявола. Федя вдруг о чем-то задумался... Долго соображал, глядя на Ганю, потом сказал: — Как же, Ганя?.. Ты, выходит, самого себя будешь хоронить? 1ы же умираешь! *.— Ну и цХо,— небрежно ск азал лицедей Ганя.— Приклею бороду и никто не узнает.— В Гане проснулся ненасытный артистический голод. Он только начинал расходиться. Не хотелось уходить из сельсовета, хотелось придумывать новые и новые штуки, хохотать, беситься... У всех было такое хорошее настрое­ ние! Люди открыли вдруг источник радости. Как-то так получилось, что и Федя с головой ушел в работу он был зритель и как зритель судил: что хорошо, что плохо. Его слушали. Иногда он незаметно для себя становился соавтором Кузьмы. _ нет! — орал Федя.— Стой! Пусть Ганька тут кукарекнет! Как тогда, помнишь, Ганька?.. Когда тебя хоронить носили. Хором громко обсуждали: нужно тут Гане кукарекать или нет. Разошлись поздно ночью. Договорились завтра опять сойтись вечер­ ком и продолжить работу. Постановка обещала быть развеселой и злой. Но собраться больше не пришлось... (Окончание в следующем номере)