Сибирские огни, 1965, №8
Богач падает в обморок, а активисты, довольные, уходят к его со седу... ...Чем дальше подвигалась пьеса, тем больше нравилась Кузьме, Смущало только два обстоятельства: активист, который подслушивает, и волшебная книга. Подслушивающий активист слишком упрощал з а д а чу. Хотелось, чтобы как-нибудь иначе находили хлеб. Волшебная же кни- га — это как-то... тоже не то. Но сколько ни мучился Кузьма, не мог ни чего другого придумать. Без подслушивания все рассыпалось, а книжка... черт с ней пусть будет. Видно же, что волшебной они называют ее шутя. Поймут, небось. Как-то в горницу к Кузьме вошел Николай. — Какую ночь уже не спишь, все пишешь? — А ты чего бродишь? — Спина разболелась. Ломит — спасу нет. Табак есть? Кузьма решил поделиться с Николаем своими планами насчет по становки. Он мужик умный, подскажет чего-нибудь. Николай слушал, улыбался, смотрел на Кузьму с уважением, — Здорово! — сказал он.— Голова у тебя работает. — Получится, думаешь? — Хрен ее знает. Придумано ловко. Это надо, знаешь, с кем пого ворить? С Ганей Косых. Он у нас на такие штуки дошлый. Поговори. — Ладно. Значит, поглянулось тебе? — Просто здорово! Кузьма был доволен. На другой день он вызвал в сельсовет Ганю Косых, Федю Байкало* ва, Проньку, Сергея Федорыча и рассказал о своем замысле. Прочитал с выражением всю пьесу. Всем понравилось. Только один Федя что-то кисло принял произведение Кузьмы. — Ты чего, Федор? — Я изображать никого не буду,— сказал Федя. — И не надо. Не обязательно всем. Ты так поможешь. — Так можно.— Федя заулыбался. Стали распределять роли. Единодушно решили, что богача должен играть Ганя. Ганя покрас нел от удовольствия и скромно сказал: i . — Можно. Второго богача решил попробовать изобразить Сергей Федорыч. Кузьма должен играть самого себя — главного активиста. Пронька бу дет подслушивать. Надо было еще одного, кто бы разговаривал с книж кой... — Федор... — Я изображать никого не буду,— уперся Федя. . Думали-думали и вспомнили: Николай Колокольников! :1 Тут же сидел Елизар Колокольников и обиженно молчал: его поче му-то обошли в этом веселом деле. Он скептически морщился и смотрел в окно. Сергей Федорыч показал Кузьме глазами на грустного Елизара. — Елизар! — спохватился Кузьма.— А ты будешь еще один акти вист. Активистов может быть сколько угодно. Мы вон по четверо ходим. Согласен? . . — Можно,— сказал Елизар. Тут же, в сельсовете, качали репетировать. Дело пошло. Ганя вмиг преобразился: сделался степенным, самодовольным и важным. Стал вдруг гундосить, как Ефим Беспалов. А когда он сказал : «Что вы! Д а какой же у меня хлеб? Не-е...» — все засмеялись. Федя Бай- калов просто за живот взялся.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2