Сибирские огни, 1965, №7
Гриша, пьяница Семафор, лесник Помазков, Чепраков с сыном Васькой тоже ратуют за уничтожение Бережков. Это даст им воз можность замести следы прошлых преступ лений в лесу и в реке, да вдобавок отлично поживиться под шумок стройки напоследок. Они действуют в природе как хищники. И инженер, отстаивая свой первоначаль ный проект, действует тоже как хищ ник. Стало быть, писатели разоблачают Кочет кова? Напротив. Они сочувственно пишут о' его натруженных, добрых глазах», инженер трогательно говорит о своей заботе о лю дях, о государственных интересах. Все ок ружающие слушают, и никто не сомневает ся в справедливости этих слов. Кочеткова уважают все хорошие люди: и сын Игорь, и профессор Шлякотин, и Житин, и Елена Ивановна. Гицеля Гришу и Помазкова су дят, сажают в тюрьму, а поведение Кочет кова даже никто не пытается просто оце нить — ни герои, ни писатель. Между тем люди, подобные Кочеткову, не менее опасны, чем дядя Гриша или Се мафор. Те браконьеры явные, понемножку урывающие для себя. Кочетковы не для се бя стараются. Но в слепом своем рвении именем государства наносят тому же госу дарству вред уже не в индивидуальном, а государственном масштабе. Беда в том, что государство, народ для Кочетковых — понятия абстрактные, ото рванные от представления о живом челове ке, ради которого, собственно, и существует государство, строится коммунизм. В «Опе рации «Бережки» крайне не хватает тако го — выражающего в данном случае автор скую позицию — героя, какого мы встреча ем, к примеру, в рассказе Я. Резника «Ясе- нек» (1964, № 11). Резник пишет об одной из поездок нар кома тяжелой промышленности Орджони кидзе на строительство крупного уральского завода. Уже перед самым отъездом Серго обнаруживает, что заводской дым не рас сеивается в воздухе, а тяжелым газовым облаком опускается на рабочий поселок. Нарком воспринимает это неожиданное от крытие как личное упущение, непроститель ную ошибку. «Эх, Серго...— корит он себя.— Как же ты, Серго?.. Еженощно по телефону торопил директора: «Когда ленту пустишь?» А надо было спрашиват-ь: «Не отравишь ли людей газами?..» Когда нарком решительно заявляет о не обходимости перенесения будущего города на противоположную от завода сторону пруда, в степь, то даже сами рабочие склон ны считать это фантастикой. Люди знаюг: страна строится, у нее не хватает средств, а тут нужны мост, трамваи, большие расхо ды на перенесение уже начатых строек. Лю ди привыкли к жертвам, к отказу от самого необходимого во имя грядущего социализ ма. Но Серго, на удивление им, к понятию «жертва» относится весьма скептически. «Добьюсь денег и на город, и на мосты с трамваями,— решительно заявляет он,— для народа же!» «Не отравишь ли людей газами?..», «для народа же!» — таковы единственные сино нимы заботы руководителей о государствен ном благе, таковы ленинские критерии оцен ки действий тех или иных руководителей, Все, что противоречит им„ не более как вредная и демагогическая трескотня. Выдвижение новых критериев нравствен ной оценки, с одной стороны, небывало уве личившиеся возможности социалистического общественного и экономического строя, с другой, обусловили возникновение и новкгх жизненных коллизий, которым еще не сколько лет назад в литературе не было места. Рассказ J1. Румянцева «Сингапурская марка» (1964, Nt 9) несколько многословен. Есть в нем и элементы сентиментальной на зидательности, особенно когда автор изо бражает колебания главного героя Сергея Завязина между любовью к матери и лю бовью к филателии, завершающиеся, понят но, угрызениями совести и поездкой к мате ри прямо с больничной койки. Это, разуме ется, недостатки повести, и никуда от ни* не уйдешь, но главная мысль расскйза ка жется нгьч интересной и поучительной. Завязин совершает подвиг. Кипящая сталь разъела легку мартенов ской печи и пошла на несколько часов рань ше графика, когда сталевоз с ковшом нахо дился совсем у другой печи Рискуя жизнью, Сергей провел кабину сталевоза под огнен ным потоком и предотвратил аварию. После выхода героя из больницы все поздравляют его, центральная (азета готовит о нем очерк. А Сергей возмущен этим шумом. И вовсе не из ложцой скромности. «Я вам скажу,— объясняет он начальнику смены Городовикову.— ...Там, когда я к ма ме ездил, то прочитал у них в газете, что шофер Черняк проявил трудовой героизм: в условиях бездорожья, распутицы вовремя доставил корма на ферму.. А соседи рас сказали мне, что тот же Черняк, когда об щественными силами дорогу к фермам ре шили строить, первым взбунтовался: нашли, мол, ишака — за здорово живешь на доро ге мантулить. За ним и кое-кто другой по шел. Словом, не удалась затея... А тут дож ди Развезло. И Черняк отличился: по без дорожью машину загнал, по корма привез. А выходит, была бы дорога — и машина бы дольше сохранилась, и подвига никако го. П росто— честная работа...» Вот и Сергей считает, что подвиг его — вынужденный, вызванный не необходимо стью, а, в конечном счете, чьим-то равноду шием к делу и к людям, это дело справ ляющим. Ведь «если бы,— рассуждает З а вязин,— сталевбзом управлял автомат,., то разве была бы надобность директору завода писать приказ о 1 ероическом поступке.. А сколько мы теряем па этих авралах и средств, п сил, а может, и жизнью рискуем... Но главная доблесть — не гнать по бездо рожью, а строить дорогу, если есть возмож ность... и совесть. А подвиг — кто же его от рицает? Был и будет. В исключительных случаях. Настоящий подвиг».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2