Сибирские огни, 1965, №7

небо наконец. С точки зрения хозяйствен­ ной, зонт с наколотыми в нем дырками тем более бесполезен. Но нам почему-то жаль не Славку, которому упорно не везет в этот дождливый вечер, а капитана. В чем дело? В. Крапивин — романтик. В самом пря­ мом и точном смысле этого слова. Романти­ ками были Гофман, Метерлинк, Грин... Ансельм верил в существование Золотых змеек. Тильтиль и Митиль искали Синюю птицу. Ассоль знала, иго придет за нею ко­ рабль под Алыми парусами... Обыватели смеялись над ними: «Сказка! Чудес на свете не бывает!» Трясина духов­ ного оскудения, стена равнодушия и жи­ вотной тупости, рядящиеся в одежды прак­ тичности и благоразумной трезвости, вста­ вали на пути героев. Но они шли. И нахо­ дили свое. И побеждали. Им открывались и Золотые змейки, и Синяя птица, и Алые па­ руса... Славка тоже идет за своей мечтой. Он привлекает нас тем, что упорно оберегает и хранит ее трепетный огонек, сколько бы ледяной воды ни выплескивали на него встречные обыватели. Пусть попадаются на пути капитаны-солдафоны, вся жизнь кото­ рых расписана, как устав,; по параграфам с неизменными «положено» — «не положено». Все-таки есть на свете настоящий Капитан. Он завтра уплывает на корабле в дальние страны. И ему так нужны родные'звезды под чужим небом, хотя бы даже эти звезды были не настоящие, а выколотые перочин-' ным ножом на старом черном зонте! Так рассказчик укрепляет уверенность читателя в необоримости мечты, показыва­ ет, что счастья достоин и по-настоящему счастлив может быть лишь тот, кто не за­ коснел в мещанской «премудрости», не превратился в механического человека-ро- бота, а сохранил в себе и умножил искон­ ную человеческую способность вносить в мир, в отношения людей свою, небывалую красоту. Толя Архипов из рассказа Л. Румянцева еще в детстве заказал себе навсегда пере­ ход за «красную черту». Мальчишкой за­ бежал он как-то в котельную большого дб- ма, когда лвррь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» была распахнута настежь, а внутри никого не было Пламя гудело в котлах. Беспокойная стрелка на странных часах прыгала на красной черте. Потом вбежали люди, схватили Толю, вытащили наружу. Позже мальчик узнал: с котлом случилась авар/я, оч едва не взорвался А еще позже понял: «Жизнь сложнее и жестче. Далеко не на всех ее опасных перекрест­ ках стоят светосЬоры и таблички, и челове­ ку очень часто приходится решать самосто­ ятельно — трогать или не трогать, плыть или не плыть?» «Красная чеота» предупреждает не толь­ ко о риске (Ьизичегкой гибели. Ведь, ска­ жем, т о м у же крапивинскому Славке ника­ кая видимая опасность не грозит, но оста­ новись он на «красной ч р р т р » обыватель­ ского мировоззрения, поступись своей ро­ мантической, творческой натурой — и прев­ ращение в потребителя, иными словами — духовная гибель ему обеспечена. Это ли не опасность! В лучших из рассказов, опубликованных в «Уральском следопыте», таких, как «Тень капитана Беллинга» (1963, № 1) и «Федя, сходи за водой» (1963, № 11) В. Сапожни- кова, «Океанолог с озера Ташкуль» О. Ко- рякова (1963, № 9), «О серебряном коготке и бумажной гильзе» О. Тихомирова (1964, № 11), и некоторых других, «красная чер­ та» проходит, так сказать, по малоиссле­ дованной территории. Рассказы эти интере­ сны тем, что открывают новые аспекты дей­ ствительности, новые грани характеров, обнаруживают современную точку зрения на предмет. И потому запоминаются, за ­ ставляют о себе думать, а значит, достига­ ют той цели, которую ставил автор. При­ мер тому — рассказ А. Граевского «Приказ из двух параграфов» (1963. № 1). По форме он целиком подходит под оп­ ределения когда-то усиленно пропагандиро­ вавшейся лефовцами теории «литературы факта». Как будто ни одного слова не ска­ зано «от автора». Только «документы»: ра­ порт коменданта палаточного городка стро­ ителей с наложенной на него резолюцией начальника, четыре заявления рабочих и приказ по управлению. Все они вполне уме­ стились бы на одной трети журнальной страницы, но лаконизм формы лишь подчер­ кивает «плотность» и «густоту» содержа­ ния. «Сюжет» рассказа, если здесь примени­ мо эю слово, несложен. Сгорела палатка, в которой жили четверо строителей. За сго­ ревшее имущество рабочим полагается ком­ пенсация. Нужно только, чтобы все четверо написали в бухгалтерию заявления с ука­ занием размеров ущерба. Бригадир Гра­ нин, монтажники Ларионов и Колесников отказываются перечислить в заявлениях сгоревшие носки и рубашки. Логика их проста и понятна. Сгорели веши ношеные, пожар — бедствие стихийное, а рабочий че­ ловек — не старьевщик й не торгаш. Если есть решение о материальной помощи, пусть сама дирекция и решит вопрос о ее раз­ мерах. Однако четвертое заявление стоит при­ вести полностью: «Во время пожара ночью 14 июля, когда мы добровольно во вторую смену работа­ ли, у меня в палатке сгорели вещи. Костюм однобортный (новый). Туфли черные, на коже (новые). Туфли коричневые на ми- кропорке. Рубашки — три. Рубашки тени- ски— три. Белье три пары. Носки шесть п ар. Платки носовые четыре штуки. Часы «Звезда». Чемодан один. Полотенца два. Галстуки три штуки. Запонки позолоченные. Брюки (старые). Авторучка. Книжек раз­ ных художественных и политических на 3 (три) рубля. Кроме того еще мелочь (ремень, щетки, безопасная бритва, оде­ колон «Шипр» и пр.) — рублей на 10 (десять).