Сибирские огни, 1965, №7

— И вы не знаете? Возле тех могил не крестились, а тут... Поче­ му же? J Там оплошал проехали. А здеся... Д а я завсегда... Чтобы, зна­ чит, покоиники не мерещились Зырянов замолчал. Владимир Ильич, повернув голову, через плечо увидел шея у мужика побагровела. Не договаривает он. И какой-то грех на сердце носит... За ложбинкой — последние сосны. Миновав их, Владимир Ильич вышел в поле, и опять весна отвлекла его от раздумья. На этот раз то с одной, то с другой стороны доносился задорный и раскатистый птичий хохот.' I В березовых рощицах еще плавились под солнцем сугробы ноздре­ ватого снега. Там слышались нежно-тихие, вкрадчиво-манящие голоса белых куропаточек. Отзываясь им, куропаты, такие же белые но уже принарядившиеся в рыжевато-пестрые воротнички, взлетали ввысь и с веселым хохотом проносились над вспаханными полями, чтобы опустить­ ся к другому сугробу. Казалось, березовые колки играли в снежки. 6 I Зырянов лежал на меже. Солнце пригревало живот, как бы погла­ живало щеки мягкими лучами, и глаза невольно жмурились. На нем были кожаные бродни с тонкими подошвами, с подвязанны­ ми голенищами, синие — в полоску — домотканые портки, такая же хол­ щовая рубаха, перетянутая узеньким ремешком, и войлочная шляпа* насквозь пропыленная, изношенная до дыр. Под спиной у Зырянова — целая копна корневищ ползучего пырея. Корневища белые, крепкие, как проволока. Когда их много, они прият­ но пружинят, оттого куча не кажется жесткой и отдыхать на ней даж е лучше, чем дома на кровати. Только пыль набилась в нос— не прочи­ хаешься. С николина дня закрывают ворота поскотины, а на его участке го­ родьба погнила — надо спешно ладить новую. Послал туда работника, а самому пришлось управляться здесь. По черной полосе ходят вереницей шесть лошадей. Каждая впря­ жена в борону и сыромятным поводом привязана за ту из борон, что во­ лочится перед ее головой. А на переднем коне сидит семилетний маль­ чонка, нанятый на всю весну. Чужой бороноволок! За него вынь да по­ ложи деньги. За каждый день счет идет. За такого сопляка! А без него не обойдешься. Своего-то нет. Баба, язви ее, не тяжелеет, как загово­ ренная. Вот и приходится тратиться на чужого парнишку. Бороны — из березовых брусьев. Сам тесал, строгал. Сам вколачи­ вал четырехгранные железные зубья. Цепкие, хорошо выдирают пырей. Пока едет бороноволок от межи до межи да возвращается к нему, вокруг каждого зуба навьется по целой охапке. Зырянов приподымает бороны одну за другой, стряхивает корневи­ ща, уносит на межу и снова ложится отдыхать... Впрочем, не после каждого заезда,— надо ведь посматривать за мальчонкой. Чего доброго, сморится, укачается на коне, задремлет под теплым-то солнышком, да и свалится. Не дай бог, угодит под зубья. Греха не оберешься, потому — не свой. От его отца не вдруг откупишь­ ся — к мировому потянет. Бывала такая напасть у других Мужиков. И Зырянов покрикивает вслед: — Э-эй, засоня! Подбери слюни! Правь ровней! Плетка-то вот она!