Сибирские огни, 1965, №7

— Обманул исправника? Невелика беда. Для революционера — не криминал. — Вы сами пожалеете об этом. Теперь вам не будут давать разре­ шений на поездку в гости. — Проживем и без этого... А сейчас перейдем к следующему пунк­ ту. Здесь многие слышали о Райчине: «Ненормальный человек».— Вла ­ димир Ильич взглянул на Кона.-^-Так, Феликс Яковлевич? — Я говорил: «Не совсем»,— ответил тот, опуская голову. — Пусть так; «Не совсем нормальный». Против этого никто не воз­ ражает? Записываем. Но не совсем нормального человека надо было отвезти к врачу, попросить о лечении. Отсюда и вытекает пункт третий: «Поступок Райчина антиморальный». А разве можно предавать суду, хотя бы и товарищескому, такому заочному, человека, который, по общему признанию, является ненормальным или — для точности — не совсем нормальным. Д аж е царские суды таких людей не суДят,— Владимир Ильич назвал статью закона.— Таких больных направляют в психоле­ чебницы. Все молчали. Кон сидел с низко опущенной головой. Считая вопрос исчерпанным, Владимир Ильич начал было о том, что нет никаких оснований обвинять Старкова в содействии побегу, но ему не дали сказать и двух слов. Народники и народоправцы опять по­ вскакали с мест... Стали расходиться по квартирам. Приезжих ждали надежные ям­ щики,— надо было успеть до рассвета вернуться в свои села. На пустынной улице Владимир Ильич, взяв Кржижановского под руку, сказал: — Испортил ты, Глеб, сегодня, всю музыку испортил. — Музыка?!. Век бы не слышать такой музыки. Сердце не терпит. — А для дела иногда надо... И в начале была надежда... — Зачем? Зачем они нам? — Видишь ли, с такими, как Тютчев, надо рвать. Немедленно. И бесповоротно. А вот с такими, как Феликс Кон... Поверь, Глебася,— Владимир Ильич заглянул в глаза товарищу,— он придет к нам. Та­ кой человек не может не прийти. Д а , да. Придет. Но хотелось бы, чтобы это случилось поскорее, здесь, в Минусинске. А теперь, кажется, надолго возникла неприязнь. К большому, к очень большому с ож а ­ лению. 4 Кржижановский побывал в Шошино и рассказал обо всем сестрам Окуловым. Проводив его, Глафира, все еще не избавившаяся от инфлюэннии, села за письменный столик з своей маленькой комнатке и, потрясенная всем происшедшим, написала одной из подруг: «У нас в колонии большие неприятности. Произошел раскол н* две половины. И вся история разгорелась из-за недоразумения. Я сначала волновалась до черта. Д аж е дело (стыдно сказать) один раз дошло до истерики. Нервы развинчены ужасно. Вот, кажется, кто-нибудь скажет одно слово поперек и ты расплачешься. Как видишь, настроение у меня паскудное. А вся беда в том, что я пришпилена. Никуда из здешних мест нельзя мне двинуться без раз­ решения полиции. Д аж е в Красноярск. А каково Ульянову, Старкову и Кржижановскому? Для них-то этот разрыв особенно тяжел. Но, как видно, неизбежен».