Сибирские огни, 1965, №7
Пока он читал, Степан Иванович, сведя брови к переносью, следил за его лицом. Заросшее чуть не до самых глаз пышной бородой, теперь казавшейся иссиня-вороной, оно было непроницаемым. Но вот дрогну ли косматые брови, нависая на стальную оправу очков, потом дернулись угловатые плечи, голова раздраженно мотнулась в сторону, и Радченко понял — предстоит новый жестокий спор. ...Первая стычка из-за манифеста у него произошла со Струве. Петр Бернгардович, хотя и упорствовал, а все же не мог отбросить важные поправки. Так в проекте появилибь слова о завоевании политической свободы и о том, что эту свободу, необходимую, как чистый воздух для здорового дыхания, пролетариат может завоевать только сам. (Радчен ко подчеркнул последнее слово). Он сбросит с себя ярмо самодержавия и с еще большей энергией продолжит борьбу с капитализмом и буржуа зией до полной победы социализма. А вот теперь, вероятно, придется поспорить с членом Цека! Ну, что же, он к этому готов. Дочитав до конца, Кремер еще раз взглянул на заглавие и, раздра женно бросив листки на стол, снял очки. Глаза его стали колючими: — Все-таки вписал. Решил протащить? — Что за выражение? — с нарочитой наивностью переспросил Р ад ченко.— Ты бы пояснее, поспокойнее... — А других слов я не подберу. Ты нарушаешь решение съезда, ’ — Какое именно? — Сам знаешь, съезд отверг предложение именовать партию рабочей. — Всего лишь одним голосом. Не ахти какое большинство! — Но никто не давал права... — Ты, Аарон Иосифович, запамятовал. Съезд поручил Центрально му Комитету отредактировать. — И ты позволил себе самолично добавить. — А вспомни: Эйдельман голосовал за рабочую партию. Будь он на воле, поддержал бы этот текст. Вот нас уже двое! Большинство членов Центрального Комитета! Чего же еще? На широком, как бы придавленном копной вороных волос, лбу Кре шера вздулись крупные капли пота, потом взмокли брови. Он вскочил: — Я протестую! От имени Бунда. — Напрасно. Как член Цека, ты в одиночестве. А если имеешь в ви ру автономию Бунда, то ее действие не моЖет выходить за известные пределы. — Я расскажу своим товарищам. Тем, кто еще остается на воле. — Да ...— задумчиво проронил Радченко, вспомнив об арестах делегатов съезда в Киеве, Екатеринославе и Москве.— Никто не застра хован. Могут и нас... А манифест останется знаменем.— Он взял листки и потряс ими.— Под это знамя встанут тысячи рабочих, будут считать «го своим. Но, когда мы выбросим самое существенное... Под чужое зна мя кто пойдет? А без рабочих, Аарон Иосифович, согласись, нет дей ственной силы. — Если считать на тысячи и миллионы. — А как же иначе?.. В манифесте упомянуто о старой «Народной Воле», о том, что мы будем продолжать дело и традиции всего предше ствующего революционного движения в России, но мы не можем, не должны и не будем повторять ошибок народовольцев. Кремер достал платок и опять начал протирать очки, намереваясь еще раз прочесть манифест, а Радченко потеплевшим голосом, как го степриимный хозяин, предложил:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2