Сибирские огни, 1965, №7

городов на его имя стали приходить анонимные письма, написанные словно под диктовку Юхоцкого. Николая Евграфовича я не узнаю. Краше в гроб кладут! 1 Он буквально теряется. Что ему делать? За руку никого не пой­ маешь. А анонимные письма с теми же измышлениями стали приходить и в адреса наших ссыльных. 25 января. День прибыл на час, а радости мало: морозы не утихают, третий ме­ сяц ртуть падает ниже 40° по Реомюру. В воздухе такой морозный ту­ ман, что не видно соседней избы. Где-то на Лене с треском колется лед,, будто из пушки стреляют. Многие познобились до язв на щеках. Когда, когда настанет конец нашим испытаниям? 26 января. Устал. Смертельно устал. Это я не о себе — о Федосееве. Подумать страшно — с семнадцати лет по тюрьмам! А может, о себе? Скорее всего — так. Хотя где мне равняться с ним... Чувствую — я не вынес бы столь долгого испытания. И впереди не видно просвета. На небе — ни звездочки. Душа требует отдыха. Скорее -бы кончилась эта проклятая ссылка. Проберусь за границу,— контрабандисты помогут. Уеду... В какой же стране лучше всего дожить жизнь? Где спокойнее? По ­ жалуй, в Америке. Я — врач. Найду же я там какую-нибудь практику. С голоду не умру — не сермяжная Россия. Ульянов просил писать ему. А о чем? Вот об этом?.. Он не похвалит. В ответном письме строго упрекнет. О Федосееве? О том, что тоска крепко укоренилась в его сердце и что силы его тают? Нет, не хочется расстраивать Владимира Ильича. А слово было дано... Ну, что же, Яков Ляховский напишет через, месяц, через два, когда сможет писать поспокойнее. 27 января. Встретил Федосеева на улице, зазвал к себе. Щеки у него ввалились, под глазами темные круги. Исхудал до не­ возможности. Кажется, дунет ветер посильнее, и бедняга ткнется лицом в снег, да так и заснет. Пять рублей он платит за избу. На всё остальное у него остается четыре с полтиной. И ниоткуда — ни копейки. Родная мать его прокля­ ла, с родственниками он не переписывается. А хлеб здесь очень дорог. Денег не хватает. Д аж е сахара не видит. Сухая корка да вода — вот и весь рацион. И одолжить ему невозможно, в особенности после всей этой подлой клеветы. Дров Федосееву купить не на что — на себе таскает из лесу. А когда не принесет, ночует в нетопленной избе. В такие злющие морозы может замерзнуть. Я поставил самовар. Хотел угостить чаем. Только одним горячим чаем, но он и от того отказался: — Думаешь, я захожу подкормиться?.. Я прописал ему бром с валерианой, но почти уверен, что он выбро­ сит рецепт в печку: денег на лекарство нет! А принести ему готовую мик- стуру невозможно из-за его болезненной щепетильности...» »