Сибирские огни, 1965, №6

себя кулаком в грудь, пятнистую от старых ожогов,— всю жизнь испор­ тили! Это можно терпеть? — Испортили не только вам. Знаю — ссыльной зовешься. А живешь как? У отца-то денег... А вы не судите по отцу... О Софье Перовской слышали? — Доводилось. — Так вот: у нее отец был губернатором. А у Энгельса... Девушка вдруг умолкла и, покраснев от смущения, опустила глаза, У кочегара голос стал мягче, теплее: — Откуда мне знать про всех? Ты бы книжку... — Принесу. В Шошино не было полицейского надзирателя, и сестры Окуловы чувствовали себя вольготнее, чем ссыльные в других селах. Глаша без всякого опасения относила книжки кочегару Ошуркову. Сегодня девуш­ ка несла ему поэму Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Они встретились опять позади сада, у того же старого тополя. Буквы, вырезанные ранней весной, уже стали серыми и наполовину заросли наплывами коры. Ошурков развернул книгу, почитал в одном месте, в другом и одоб­ рительно качнул головой: — Складно пропесочивает! Опустив книгу в карман широких, словно у грузчика, шаровар, сшитых из темно-синего холста, кочегар заговорил полушепотом; не­ давно дошел до него слух, что из-за границы привозят книжки против царя Миколки, а в городах, говорят, печатают листки. Вот бы сюда... Интересно бы почитать. И на прииски можно бы отправить. На Сисим, У него там есть надежные люди. Глаша обещала. Правда, сейчас она пришпилена, не может никуда отлучиться, кроме своих тайных поездок в Минусинск, в Тесь да в Курагино. Трудно раздобывать нелегальные новинки. Но как только вырвется в большой город, обязательно при­ шлет. Время лечит душу. Глаша возвращалась задумчивая. Ее раздумье началось с того, Что она вспомнила о Курнатовском и о Кате. Жаль сестру. Неразделенная любовь! Виктор Константинович, отказывая себе во всем, думает толь­ ко о революции. Да и она сама, Глаха Окулова... Если бы не вылечило время, теперь поминали бы её за упокой. Смешно вспомнить: полтора года назад всерь­ ез помышляла о самоубийстве. Повеситься? Броситься под поезд? Как Анна Каренина. Или съесть, как Эмма Бовари, горсть белого порошка с чернильным привкусом? Кажется, это мышьяк... Но жалко маму. Что будет с ней, когда узнает? Сердце не выдержит... А все из-за Мити Нарциссова. Знала его еше в Красноярске гимна­ зистом. В Москве встречалась с ним на сходках сибирского земляче­ ства. И влюбилась, можно сказать, до потери рассудка. А когда услы­ шала, что Митя женится, пролежала ночь в слезах. Думала — жизнь бессмысленна... Теперь Митя носит мундир юриста. И если бы он не женился на другой, стала бы она, Глафира Ивановна, следовательшей Нарциссовой! Даже фамилия-то сахаристо-приторная! Ну, что ждало ее с этим Митей? Была бы она частной благотвори­ тельницей, культурницей. Вероятно, нянчила бы детей. Быть может,, чувствовала бы себя даже счастливой. Но за свое личное счастье отдэ-