Сибирские огни, 1965, №6
Емельян Спиридоныч обулся, встал на припечье, тряхнул Егора. — Подымайтесь. Егор легко отнял от подушки голову, вытер ладонью губы, полез с полатей. Макар, не открывая глаз, перевернулся на другой бок и снова за храпел... Он вставал последним. Приходил с улицы обычно к свету, спал са мую малость, а утром его вместе со всеми поднимал отец. Макар борол ся, как мог, за лишнюю минуту сна. После каждого оклика он уползал все дальше в глубь полатей и под конец оказывался у самой стенки. Там отец доставал его ухватом. Толкал в бок железными рогами и гово рил беззлобно: «— Ты гляди, что выделыват... спрятаться норовит. Эй!» Макар вставал злой д помятый. Ворчал: «— Пихает, как колоду... Они же вострые!»... Младшие братья наскоро ополоснули лица, пошли во двор убирать ся: задавать корм скоту, поить лошадей... Занимался рассвет. i По всей деревне скрипели ворота, колодезные валы, гремели вед ра... Переговаривались, покашливали люди. Из края в край, то стихая, то с новой силой, весело горланили петухи. Где-то отчаянно ломилась из закутка свинья. Небо было ясное. Воздух стоял чистый, по утреннему свежий с тонким запахом дыма и парного молока. Макара слегка пошатывало — не выспался. : В конюшне, взнуздывая жеребца, он тоскливо попросил брата- — Сделай один, а? Я где-нибудь придавлю с часок. Прямо с ног ведет — до того спать охота. - Лезь, спи, согласился Егор.— Только подальше куда-нибудь. Макар забрался на сеновал, зарылся в сухое пыльное сено, t вели чайшим удовольствием зажмурился... Засыпая, пробормотал: Жили же цари, мать их в душу! Спали сколь влезет. Егор погнал на реку лошадей. По Баклани густо шел лед. Над всей рекой стоял сплошной треск и шорох. В одном месте, на изгибе, воду прибивало к берегу... Льдины по крупнее устремлялись туда, наползали на берег, разгребая гальку... П о казывали скользкие, изъеденные вешней водой морды, разворачивались и плыли дальше. Умирать. Сразу за рекой начиналась тайга — молчаливая, грязно-серая, хра нившая какую-то вечную свою тайну... А дальше, к югу — верст за со рок — зазубренной бело-голубой стеной вздыбились горы. Оттуда, с гор, брала начало бешеная Баклань, оттуда пошла теперь ворочать и кро шить синий лед. Безлюдье кругом великое. И кажется, что там, за горами, совсем кончается мир. У бакланских бытовало понятие — «горы», «с гор», «в горы», но никогда никто не сказал бы: «за горами». Никто не знал, что там. Может, Монголия, может, Китай — что-то чужое. Свое было к северу. Туда и тайга пореже и роднее, и пашни случа лись, и деревни — редко, правда — там, где милостью божьей тайга уступала людям землю. Уступила она землицы и бакланским — пашня начиналась за деревней огромной черной плешиной в таежном море. Туда же, к северу, вела единственная дорога из Баклани (к районному селу и уездному городку), а на юг петляли тропки к пасекам, охотничь им избушкам и на покос. Молчание тайги и гор задавило бы людей/если бы не река — она шумела на всю округу. &
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2