Сибирские огни, 1965, №6

— Как же теперь? — Не знаю. Хоть матушку-репку пой. — Мдэ-э...— сочувственно протянул Макар.— Плохо твоё дело, пгор, шибко плохо. Даю голову на отсечение: он даже разговаривать об этом не станет. Егор сам знал, что говорить с отцом о Марье — все равно, что ши­ лом пахать. 1лупо. Емельян Спиридоныч понимал одно: невеста долж­ на быть с приданым. Он за Кондрата высватал некрасивую, хворую девку, зато из богатого дома. «С лица воду не пить»,— заявил он. — Пощупал уж ее? — спросил Макар. Егор дрогнул ноздрями, сплюнул. — Оглоед!.. Только одно знаешь. Все, что ли, такие? — Что ж ты с ней... оленей ловил? — Перестань, а то в зубы заеду! — Я заеду! — В глазах у Макара загорелся веселый злой огонек.—- Попал, так не чирикай. Егор бросил соломинку, подобрал другую. — В общем, не видать тебе Марьи, как своих ушей,— сказал Ма­ кар, поднимаясь. Егор задавил сапогом, окурок, каким-то не своим голосом, тихо сказал: — Поглядим. * * * Домой Емельян Спиридоныч вернулся на другой день. Кряхтя, боком влез в дверь, скинул с плеча мешок. — Здорово ночевали,— Весь опухший, темный, с мутными глазами. — С приездом! — весело откликнулся Макар. Он был один дома. Куда-то собирался: стоял перед самоваром в синей сатиновой рубахе, смотрелся в него. Отец выжидающе уставился на сына. — Никто не был? — Никого. Монголка-то прибежала. Емельян слезливо заморгал: — Сама?! — Сама. Ночью. Как заржет под окном... Я думал, мне сон снится. Емельян Спиридоныч снял рукавицу, высморкался в угол. — Поеду в город, рублевую свечку Миколе-угоднику поставлю,— поклялся он, устало присаживаясь на припечье.— Иди, коня выпряги. — А где Кондрат? — Там. Макар вышел, но тотчас вернулся обратно с широко открытыми глазами. — Эти... приезжие зачем-то идут. Емельян Спиридоныч выронил кисет... Встал, хотел идти в горницу не в сенях уже скрипели шаги. Оба — отец и сын — замерли посреди избы, глядя на дверь. — Здравствуйте, хозяева! — Вошли Платоныч и Кузьма. — Доброго здоровья! — приветливо откликнулся Макар,— Прохо­ дите.— Он несколько суетливо подставил один стул и... сам селна него. Но тут же вскочил, поправил рубаху. Кузьма с недоумением глядел на Макара. Тот почувствовал этот взгляд... Тоже уставился на Кузьму — тревожно. Молчание получилось долгим, тяжким для Любавиных. Емельян