Сибирские огни, 1965, №6

Теперь Емельяну Спиридонычу человек этот не казался уже таким противным. Он глянул на него, придвинул стул, звякнул своим стака­ ном о стакан Закревского, протянутый к нему. Выпили. Некоторое время молча ели. — От чего же на душе мутно? — поинтересовался Закревский. — Если б я знал! Жизнь какая-то... хрен ее разберет. — Я думал таких ничем не проймешь...— с удовольствием сказал Закревский и озарил свое желтое лицо приветливой улыбкой. Потрогал тонкими пальцами худую шею... Придвинулся ближе. ю Первым, кто согласился пойти отработать день на строительство школы, был кузнец Федор Байкалов. Жил Федор в маленькой избенке, с двумя окнами на дорогу. Он влезал в нее, согнувшись, очень осторожно, точно боялся поднять не­ взначай потолок с крышей вместе. В трезвом виде это был удивительно застенчивый человек. И ве­ ликий труженик. Работал играючи, красиво; около кузницы зимой все­ гда толпился народ — смотрели от нечего делать. Любо глядеть, как он — большой, серьезный — точными сильными ударами молота мнет красное железо, выделывая из него разные штуки. В полумраке кузницы с тихим шорохом брызгают снопы искр, освещая великолепное лицо Феди (так его ласково называли в дерев­ не). Крепко, легко играет молот мастера: «тут! тут! тут!» Вслед за мо­ лотом бухает кувалдой верзило-подмастерье: «ух! ах! ух! ах!» Федя обладал редкой силой. Но говорить об этом не любил — стеснялся. Его спрашивали: — Федя, а ты бы, мог, например, быка поднять? Федя смущенно моргал маленькими добрыми глазами и говорил недовольно: — Брось, чо ты дурак, што ли. Он носил длинную холщовую рубаху и такие же штаны. Когда шел, просторная одежда струилась на его могучем теле,— он был прекрасен. По праздникам Федя аккуратно напивался. Пил один. Летом,— в огороде* в подсолнухах. Сперва из подсолнухов, играя на солнышке, взлетала в синее небо пустая бутылка, потом слышался могучий вздох... и появлялся Федя — большой и страшный. Выходил на дорогу и, нагнув по-бычьи голову, громко пел,- В голове моей мозг высыхает; Х орошо на родимых полях. Будет солнце сиять надо мною. Вся могилка потонет в цветах... Он знал только один этот куплет. Кончив петь, засучивал рукава к спрашивал: — Кто первый? Подходи! * * * А утром, на другой день, грозный Федя ходил с виноватым видом по ограде и беседовал с супругой: — Литовку-то куда девала? — спрашивал Федя. Из избы, через открытую дверь, звонко и вызывающе отвечали: