Сибирские огни, 1965, №6

борьбы классов, видел в ней лишь «дым и пламень», «кровавый мрак и пыль», где нет места для «клочка лазури и детского сме­ ха», где сердце обращается в «камень, глу­ хой для неба и земли». Ах, знаю, что многим больно, Что земля под тяжелой новью Невольно и вольно Исходит слезами и кровью. («Алое утро») Заняв пассивную позицию созерцателя, желающего лишь скорейшего окончания борьбы («Только б злые выстрелы смолкли, наконец!»), поэт попытался возместить не­ минуемо образовавшуюся в душе пустоту уходом в туманный мир любовных грез, в «голубой дворец» — «для сладкого причас­ тия любви». В бой меня не зови И о врагах не спрашивай,— В руках моих — только чаша Золотого вина л ю 6 еи . («Вступление») Но «капли вина» не могут излечить «боль», а реальная жизнь настойчиво сту­ чится в двери призрачного «голубого двор­ ца» любви и требует от поэта решений, в пристрастной прямоте своей ставит перед ним горьковский вопрос: «С кем вы, масте­ ра культуры?» Мучительно и постепенно происходит переоценка ценностей в поэти­ ческой лаборатории Г. Вяткина, и, как про­ межуточное звено в цепи, ведущей от пас­ сивного созерцания революции к более или менее действенному приятию ее художни­ ком новой формации,— возникают истори­ ческие поэмы «Франциск Ассизский» и «Сказ о Ермаковом походе» и венок соне­ тов» «Земле — земное». Обращением к ис­ тории и к вечной теме природы заполнил поэт душевный вакуум и вновь увидел реального человека, оптимистически взи­ рающего на жизнь: Ты — человек, ты окрылен, как птица,— Все окна мира настежь распахни. Вчера был мрак, могильный мрак темницы;' Сегодня свет, и песни, и огни... Д аж е простое сравнение прошлого с на­ стоящим, старой и новой Сибири могло дать пищу для размышлений уму непред­ убежденному. Тем более, шире и дальше должен был видеть острый глаз поэта, знающего это прошлое отнюдь не понас­ лышке: Сибирь, Сибирь — огромное кладбище... Мы перепашем старые пути, Чтоб радостней, обильнее и чище Иная жизнь могла здесь расцвести. («У переселенческого тракта») «Я больше не твой, гнилая мечта»,— твердо заявляет отныне поэт и выражает желание «не скрипкою нежною стать, а звенеть пионерской трубою » на «башне невиданной стройки». Прославляя «сияние нового дня», он уже сам призывает теперь ударить «по старому быту», по тему быту, который когда-то был ему не безразличен. И это — отнюдь не конъюнктурные «сооб ­ ражения», а зримые ростки нового миросо­ зерцания, нового мировоззрения, выкован­ ного в человеке новой, советской действи­ тельностью. В справедливости этих слов убеждает нас и последнее, предсмертное произведение Г. Вяткина — роман «Откры­ тыми глазами». В нем рассказал писатель «о том, как в очищающем потоке наших дней переплавляются чувства и мысли, о том, как сердце, жившее для себя, раскры­ вается для всего мира, и еще о том, что нет такого горя, такой утраты, которых не перекрыла бы беспредельная радость наших дней...» Революция сделала чрезвычайно актуаль­ ной и злободневной старую тему «народ и поэт», внесла в нее важные коррективы. Неразрывная связь поэта с народом, ак­ тивное участие поэта в общенародной борь­ бе за революционное преобразование ми­ ра — один из ведущих мотивов послеок­ тябрьской поэзии А. Балина. Тропою будущих дорог Иди вперед зимой и летом, И песню звонкую поэта Не заглушит мятежный рог, В борьбе неровной год за годом Звездой немеркнущей гори И заодно с родным народом Ты победи — или умри! («Заповеди») «П оэт» и «борец», «песня» и «буря» — эти понятия были почти тождественными в понимании А. Балина, они были неразрыв­ но связаны, обретали свой социальный смысл и глубокое наполнение в более ши­ роком и емком понятии — в понятии «рево­ люция»: Ни песня, ни буря не стихнет, Пока не настанет пора. Когда и Берлин станет — Либкнехт, Как город Петра — Ленинград. («За далью скрывается город») Время и жизнь диктовали искусству но­ вые задачи и цели, требовали новых ге­ роев, новых ритмов и новых драматических коллизий, в которых дышала бы револю­ ция. В поэзии наступила «эпоха первоначаль­ ного накопления советского стиха» (И .Сель- винский). Но новое искусство не могло возникнуть из «ничего», на пустом месте Оно неминуе­ мо должно было опереться на опыт пере­ довой русской культуры прошлого и знание «всех тех богатств, которые выработало че­ ловечество» (Ленин). И сибирские «старики»— не в пример пропеткультовцам — понимали это... А. Балин смело вводил в поэтически обиход темы и образы, почерпнутые из со ­ кровищницы мировой культуры — от антич­ ности д о русского классического искусства. И они были наполнены у поэта глубоко