Сибирские огни, 1965, №6

Потрясенный всем пережитым и виден- ным, я пошел к знакомым, где остановилась моя матушка. Встречаю своего тестя — вра­ ча, и вот что он говорит мне: «Не пугайся, случилась скверная вещь, Александра Л е­ онтьевна (моя мать) без сознания — у нее менингит». Утром матушка моя скончалась. Я уехал в Петербург, как-то внезапно начал работать, потом уехал в Париж... Со дня кончины матери я постоянно чувствовал ее присутствие. И чем более усложнялась моя жизнь, тем интенсивнее я жил духовной жизнью, тем легче чувство- вал себя. Тогда же я и начал писать. Страстным желанием моей матери было, чтобы я сделался писателем... Все, что я рассказывал вам,— есть самое значитель­ ное, неизгладимое в моей жизни...» (Газета «Г ол ос Москвы», № 5, от 6 января 1913 го­ да, стр. 4; См. публикацию А. Соболева — «Н овое об Алексее Толстом», «Волжская коммуна» от 11 января 1963 года). Позднее, в частности в «Краткой авто­ биографии» (1943 г.), А. Толстой снова воз­ вращался к своей последней встрече с ма­ терью. Запомнилась жесткая откровенность одного разговора... На самарскую дачу Толстой привез из Дрездена новые тетрадки стихов. Мать больше понимала в литературе, чем умела писать. Это он уже знал тогда. Старомод­ ными и длинными казались ему многие по­ вести и пьесы, которые она трудолюбиво выстукивала на машинке. И все-таки она оставалась для него учителем, которого нельзя было обмануть ни модными рифма­ ми, ни салонной дерзостью образов, ни взя­ тыми напрокат идейками. Она все видела и понимала. Кажется, в тот приезд он вдруг возом­ нил о себе Позади были изъезженные сто­ лицы и заграницы. Ему шел двадцать чет­ вертый, и он уже начинал печататься. Стро­ гий приговор его новым стихам явился для него неожиданностью. Он был смущен, раздосадован. В голосе матери было сож а­ ление, но не сочувствие: — Все это очень с е р о .. ...Требовательность — стало ее завеща­ нием. В «Краткой автобиографии» А. Тол­ стой дважды упоминает о матери в связи со своими попытками в литературе. И каж ­ дый раз она выступает в качестве разруши­ теля иллюзий. Причину этой ревнивой взы­ скательности он видел, хотя и не знал, ко­ нечно, всего, что выясняется теперь из най­ денной переписки матери. Кто поверил в А. Толстого самым первым еще задолго до того, как он всерьез начал сознавать свое дарование сам? Она. Литературное чутье и материнское чувство соединились в одной уверенности. Наблюдая, как много поэти­ ческих «мыслей зароилось» у 16— 17-летне­ го Толстого, как мир для него полнится скрытыми от других красками и звуками, она угадала в беспомощных виршах буду­ щее сына. G поражающей теперь нас про­ зорливостью она писала тогда А. А. Вост­ рому: «...Я очень осторожно стараюсь обра­ щаться с его творчеством, Ничего не гово­ рю, как делать, а только критикую или одобряю. Увидишь, его творчество будет сильнее моего и мне со временем придется перед ним преклоняться, что я и сделаю с великою радостью !» (письмо без даты, меж ­ ду осенью 1899 — весной 1900 гг.) Свой долг перед ней как учителем Алек­ сей Толстой кратко выразил в дарственной надписи на экземпляре сборника «Лирика». Посвящая отчиму «первый труд», «зеркало души моей», А. Толстой ниже добавляет: «Пусть книжка эта напомнит тебе мамочку, вложившую в мечту искру, которая горела в ней таким горячим чистым пламенем». Это писалось 17 мая 1907 года. Глядя на лежащую перед ним первую свою книгу в голубовато-серой обложке с белыми летя­ щими чайками и собираясь отослать ее о т­ чиму в Самару, молодой автор думал, что написать. Первое было ясно сразу — о ма­ тери. Но что о ней? И Алексей Толстой пи­ шет, как ему кажется, самое главное, са­ мое значительное из того, чем он обязан матери: она вложила в негб' «искру» писа­ тельства. ••••' •■ ...Может быть, эти или1 пбдббйые эпизо­ ды оживали в памяти автора «Петра» и «Хождения по мукам», ’когда йюльским днем 1936 года он вновь югЛяДЫВаЛ— такими низкими ставшие теперь1— потолки в доме своей юности. Вероятно; вспомнил он и старого Алексея Аполлоновича1.. Чем обор ­ вались их отношения? Когда Ьни потеряли друг друга из виду? Вот оно, письмо! которое, миновав тыся­ чи случайностей, пробилось 1из Москвы в Самару Все сотканное из противоречий, оно содержит уже многие'будущие концы и начала. И непонимание происходящего, которое в 1918 году вызрело в решении по­ кинуть революционную Москву. И ту веру в народ, которая определила позже второе рождение Алексея Толстого в качестве со ­ ветского писателя. Найденное недавно в Куйбышеве, это письмо и явилось, по-види­ мому, последней вестью от А. Толстого в Самару, отчиму: «...Вот какие события завернулись на нашей родине! А думал ли ты, чго, когда в Самару были сосланы марксисты, что они-то и будут через 20 лет у власти. Чу­ деса. Марксизм не марксизм, а очевидно, Россия найдет свой какой-го, в высшей сте­ пени оригинальный, политический и общ ест­ венный строй, очевидно, демократический. Вообще я очень радостно и светло смотрю на наше будущее. То, что у нас делается сейчас,— экзамен на первом курсе в миро­ вом университете. Учиться нам нужно (глав­ ным образом, на практике, по своему разу­ мению, а не по книжкам) долго и трудно. И пока ученье идет хорошо, правильно и уже сейчас можно указать на несколько присущих нам свойств: русский народ не кровожаден и крови не жаждет, русский народ не буржуазен, т. е. собственность как идея, не составляет для него фетиша, и рус