Сибирские огни, 1965, №6

Жандарм отошел на средину комнаты; поддерживая череп четырь­ мя пальцами, заглянул сначала в шейное отверстие, потом в одну пу­ стую глазницу, в другую... Дмитрий не удержался от усмешки: — У мертвых в голове ищете крамольные мысли! Молчать! — снова прикрикнул ротмистр. Он боком сел к столу, закинул ногу на ногу и закурил. Дмитрий заметил: — Я вам не разрешал в моей комнате... Ротмистр дернулся, поискал глазами пепельницу, потом бросил оку- рок на пол и растер подошвой сапога. Пожилой жандарм, убедившись, что внутри черепа ничего нет, то­ ропливо сунул его на подоконник, поплевал на пальцы обеих рук и ста­ рательно обтер их о шинель. Второй жандарм, молодой и расторопный, пачками брал с этажерки книги и таскал ротмистру. Тот, оглядев об ­ ложки и переплеты, бросал их на пол. Прокурор, облокотившись, сидел у другого угла стола и время от времени сладко позевывал, прикрывая рот холеной ладонью. На его безымянном пальце поблескивало золотое кольцо. Пристав курил в коридоре. Длинноносый в штатском, хотя обыск и не входил в его обязан­ ности, открыл дверцу тумбочки и выхватил оттуда тяжелый мешочек: — Ого! До серьезного добрались! — Потряс перед собой.— Непре­ менно шрифт! По весу чую! Молодой жандарм вместе с ним заглянул в мешочек и насмешливо свистнул- - • | — Эх, ты! Знаток! Тот выронил находку, и по всему полу звонко раскатились пугови­ цы, припасенные для новой студенческой шинели. Огорченно сплюнув, молодой жандарм начал эфесом шашки про­ стукивать стену. А пожилой с околоточным той порой прощупали по­ душку и принялись потрошить матрац. Обыск шел по всем правилам жандармского корпуса Российской империи. з Маняша, невысокая, быстрая, выбежала навстречу матери в столо­ вую. В ее глазах глубоко запала тревога, на мягких щеках исчезли, обычно веселые, ямочки. — Опять с обыском?!. Варвары! Это было единственное ругательство в их семье, где с малых лет дети привыкали к вежливости и сдержанности. Через руку матери Маняша заглянула в квадратную бумажку с клювастой и когтистой казенной печатью и, придушенно ахнув, пере­ спросила: — За Митей?! — Маняша прижала скрещенные ладони к груди и вскинула широко распахнутые испугом глаза на лицо Марии Александ­ ровны, ловя ее сдержанно-скорбный взгляд.— Да за что же? — Не знаю, Манечка. Ничего не знаю. Мать прошла к себе, поднесла пенсне к глазам, и у нее похолодело сердце: «Какой ужас! Ведь он еще мальчик...» Ее беловолосая голова часто вздрагивала, увлажненные глаза не­ обычно щурилась, и она, чтобы дочь не заметила слез, не снимала пен