Сибирские огни, 1965, №5
стороны и, нетерпеливо посматривая, безнадежно качал головой. Кажет ся, привезли еще меньше, чем в прошлый раз. Почтарь вручил писарю несколько писем, перевязанных шнурком, и единственную газету — «Енисейские епархиальные ведомости» для отца Иоанна Ористова. Только и всего! Развязав шнурок, писарь взял тоненькую пачку писем в левую руку, поплевал на пальцы правой и начал медленно раскидывать по своему сто лу: в одну деревню, в другую, в третью... Владимир Ильич, стоя рядом и склонив набок голову, нетерпеливо кидал взгляд на каждый конверт и поторапливал: — Не мне. Тоже не мне... Вы, пожалуйста, поживее. Писарь, еще раз поплевав на пальцы, продолжал с той же медли тельностью. — Это— мое! — встрепенулся Владимир Ильич и протянул руку. — И второе — тоже! Наконец-то, он дождался первой почты! Два письма от матери! Ка кое нынче хорошее утро!.. По дороге глянул на почтовые штемпели: 20, IV и 24, IV. Ой, ой! Чуть не целый месяц в пути! Но это потому, что письма пересланы из Красноярска. А теперь семья уже знает его адрес, и весточки будут дохо дить быстрее. Пусть даже на два-три дня, и то хорошо. Хотелось распечатать и на ходу прочесть. Что там, в Москве? Здоро ва ли мама? Собирается ли за границу? Каковы успехи у Мити? Удалось ли Анюте хоть что-нибудь узнать о питерских друзьях... о Наде? Он еле сдержался, чтобы не вскрыть письма по дороге, — шел все быстрее и быстрее. Взбегая на крыльцо, снял шляпу; пальто скинул, едва успев пере шагнуть порог. Пока дошел до стола, распечатал одно письмо. Оно оказа лось написанным позднее. Отложил его. Стал читать то, что было отправ лено первым. I Мать спешила обрадовать: собирается к нему в Шушенское. А перед отъездом, если нужно, побывает в Петербурге и начнет хлопоты о пере воде его в село Тесинское, к друзьям! И в Красноярске подаст прошение губернатору... Облокотившись на стол, Владимир Ильич подпер лоб тремя пальца ми. Конечно, он был бы рад ее приезду. Но ведь путь сюда для нее будет крайне утомителен! Да и младшим детям там, в Москве, повседневные заботы матери гораздо нужнее, чем ему... А переезд в Тесь?.. Он мог бы сам попросить разрешение, если бы там жизнь была лучше. Но он ото всех слышит одно: «В Теси хуже, чем в Шушенском». А Глеб и Базиль все еще молчат, не пишут. Вероятно, удручены унылостью своего села. «Маму я успокою, — думал Владимир Ильич, не отрывая пальцев ото лба, — напишу ей: мое Шу-шу-шу — село недурное. И это верно! Хотя и лежит на довольно голом месте. Но невдалеке сосновый бор. И Енисей... И речка Шушенка возле самых дворов...» Единственное огорчение — сидит он без газет. Хуже, чем в тюрьме! Даже в «предварилке» у него всегда были новости с воли... И о книгах в письме почему-то нет ни слова. Неужели все еще не отправили посылку? А теперь бы самое время: на Енисее прибыла вода, пароходы должны до ходить до Минусинска... Во втором конверте, кроме письма матери, была записка от Маняши. Сестра начала с упреков за «ужасное негостеприимство». Она тоже рвет ся сюда. В такую даль! А если пароход не довезет даже до Сорокино, бросит где-нибудь на полдороге?.. Нет, это невозможно. Из-за него при чинять себе такое испытание! Нет, нет. Пусть не обижаются. Он объяснит
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2