Сибирские огни, 1965, №5
дость!». И пила еще, и ерошила волосы на моей голове, заставляя боль* ше есть, так как моему организму, оказывается, нужны белки. А кончилось все очень плохо. Тетя Нюра от выпитого денатурата сделалась бледной-бледной. Онд свернула себе большую цигарку и дол го била обломком напильника по кремню, высекая искру, чтобы прику рить. Напильник соскользнул, и тетя Нюра больно ударила себя по паль цу. И тогда она поднялась из-за стола и тихо спросила маму: — Чему же ты радуешься? Мама ойкнула и, словно бы защищаясь, вытянула руки. — Нюра, — сказала она удивленно. % — Чему же ты радуешься на моих глазах? — снова спросила тетя Нюра и вдруг повалилась на пол, и заголосила, и зарыдала, вцепившись пальцами в волосы. Мама долго успокаивала тетю Нюру. Я приносил воду. Тетя Нюра пила, стуча зубами о край стакана. Мама уложила ее на диван и сидела рядом с ней, и говорила, что похоронная еще ничего не значит, что воз вращаются люди, которых давным-давно перестали ждать. Мама гово рила все, что говорят в таких случаях ради утешения. Я засыпал и слышал, как всхлипывает тетя Нюра. И еще я чувство вал, что у нас в комнате очень вкусно пахнет. Настоящими котлетами. Щи в столовой водников тоже пахнут вкусно. Так вкусно, что я ощу щаю тошноту. Какой-то ком застревает в горле, и проглотить его не 'удается. Если б протолкнуть этот ком ложкой горячих щей. Или куском хлеба. Потихоньку подтягивая колени к животу, я встаю на четверень ки, затем поднимаюсь. — Ты чего? — спрашивает Витька. — Больше не хочу. — Я тоже, —-потянулся за мной Юрка. Мы выходим из тупичка и медленно бредем солнечной стороной пе* реулка. Торопиться некуда. Можно, конечно, на Волгу. Но когда ку паешься, есть хочется сильнее. Козел идет впереди. Он бос, штаны у него закатаны до колен. Из- под майки выпячиваются худые лопатки. Наголо стриженную голову Витьки прикрывает фуражка с голубым околышем. Лакированный козы рек фуражки треснут пополам. За Витькой, переваливаясь с боку на бок, шагает толстый Юрка. Отчего он толстый, никто не знает. Юрка одного роста со мной и ниже Витьки на целую голову. Мы выходим из переулка на свою улицу. Козел останавливается. Он смотрит на нас, словно примериваясь, о чем-то думает и спрашивает: — Хлеба хотите? Хотим ли мы хлеба?! Юрка смотрит на меня, я на Юрку. Мы ниче го не говорим. Мы, как по команде, киваем головами. — Айда! — зовет Козел и направляется в противоположную от дома сторону. Спрашивать Витьку, куда мы идем, бесполезно. Он презрительно сплюнет сквозь зубы: кто дрейфит, может повернуть обратно... Мы ша гаем до проспекта, садимся в грохочущий трамвай и долго едем, делая несколько пересадок, уступая воле несговорчивых кондукторов. Кончается наш путь у ворот хлебозавода. Здесь мы еще не были. — Садитесь, — приказывает Витька, и мы послушно усаживаемся на горячий асфальт. Витька озабоченно смотрит по сторонам, зачем-то подмигивает нам и уверенно шагает к воротам. Неожиданно перед Витькой возникает долговязая фигура в майке из матросской тельняшки. Фигура стоит, расставив ноги и подперев бока кулаками. Витька остановился. Мы не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2