Сибирские огни, 1965, №5
себя черной от въевшегося металла ладонью 'по жилистой шее — Не могу, Семеныч, — бубнит Парасковья, — пальцы вот не гнут ся, не гнутся, проклятые. — Пальцы ругать не надо, — еще ласковее говорит мастер,— твои пальцы уважения требуют. Когда-нибудь, Парасковья, сделают памят ник бабьим рукам. Тем рукам, что не гнулись, а дело делали... Ты паль цы-то не ругай, они замерзли. Ты погрей-ка вот их!.. И мастер научил Парасковью греть руки в цехе с брезентовой кры шей, где под ногами станочников мерзлая земля, а станки впаяны в ле дяные фундаменты. Мастер открыл на Дипе крышку коробки и заставил Парасковью погрузить кисти рук в горячее масло. И заставил держать руки, пока пальцы снова не обретут чувствительность. И все-таки Парасковья весной слегла. Никогда Дип больше ее не видел, как и Сычева. Весной совсем плохо стало. В цехе грязь непролазная, как на про селочной дороге. Намостили по цеху дощечек, тротуарчики деревянные соорудили. И ничего, не жаловались: война. Все воевали, и Дип воевал. В мирное время он давно ремонта запро сил бы, а тут ни гугу. Солдат — есть солдат. Когда совсем тепло стало и вода в ямках растаяла, станки снова «потащили тракторами на железных листах. Но теперь тащили недалеко. За зиму люди настоящие цехи построили, с окнами и полом. И станкам «настоящие бетонные фундаменты сделали. Вот тогда-то и поставили Дип в угол к окну. А работать на нем стал паренек махонький, в фу ражке с молоточками. Звали паренька Ивановым. Он, чтобы деталь хорошо видеть, под ноги ящик ставил. А работал ничего, споро работал. И книжки читал. Сдаст станок сменщице, а сам в уголке около батареи ‘отопительной притулится и читает книжки. Сменщицей у Иванова ходила Нина, деваха здоровенная, но бес толковая. Если бы не Иванов, не видать бы ей выполнения нормы. Ива нов из-за нее все больше и торчал в цехе. Подойдет, резец сменит, сам «сходит заточит. Присмотрит, чтобы браку не напорола. , И все шумит на нее: — Ну, как же так можно, Нина? Ведь я говорил: держи вот по этой змерке! — Сенечка, я думала, правильно у меня! — пищит Нина тонким голоском. — Видать, я такая уж неспособная. — Ты рассеянная! — шумит Иванов. — И способности здесь ни при ■чем, нужно смотреть лучше... Так и бился Иванов с Ниной. Показывал, как нужно делать, и книж ки по токарному делу читал. И постепенно научил ее работать. А однаж ды, когда Иванов слишком низко склонился над Ниной, устанавливаю щей резец, она повернула голову и чмокнула Иванова в щеку. Как оно так получилось — неизвестно, только покраснели они и выпрямились, и стоял Иванов маленький и взъерошенный и сердито говорил: — Вы, Нина, не шутите! — первый раз Дип услышал, как он ее на >вы назвал. — Вы, Нина, зря так шутите, — говорит Иванов. — А я не шучу... Я тебя, Сенечка... люблю... Я тебя готова на руках носить„. А такой девахе что — она очень даже просто может поднять ма ленького Иванова и унести куда надо!.. В понятии Дипа любовь — это когда в чистоте держат, маслица подливают, словом, когда жалеют. А у людей, заметил он, все наоборот. Во всяком случае, с тех пор, как Нина с Ивановым про любовь загово рили, ругаться они стали каждый день.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2