Сибирские огни, 1965, №5

но я сотни раз прошел его из конца в конец пешком. Однако сейчас я ничего не узнаю. Аэродром почему-то оказался посредине города, а прежде он лежал за второй Ельцовкой. Что за новые заводы, новые мас­ сивы жилых домов? Самолет, замкнув круг, пошел на посадку. На земле — люди, фла­ ги, блеск медных труб. Неужели все это ради меня? Так встречали, помню, только героев дальних перелетов. Я не покорял полюс, не свя­ зывал новыми маршрутами материков. Я сражался за Родину, как мно­ гие мои ровесники. Волнение сковывает и заставляет подтянуться. Что скажу им, тысячам людей? Смолкли моторы. Слышно, как гремит оркестр. Несколько шагов по трапу отделяют меня от матери, жены, от моей земли, а как трудно их пройти, когда тебе рукоплещут, когда звучит торжественная музыка, когда нельзя преодолеть смешанного чувства смущения и гордости. Кажется, всех обошел, всем, кто был поближе, пожал руки. Но вон там, из-за спин взрослых проталкиваются, бушуя, мальчишки. Не могу пройти мимо, подался им навстречу. Глазенки их сверкают. Не так ли и я впивался взглядом в летчика с того, впервые увиден­ ного мной самолета? И не так ли у кого-то из них в эти минуты рванулось сердчишко в голубую высь?.. Только после митинга, наконец, очутился рядом с матерью и женой. Многое готовился им сказать, а слов нет. Радостно видеть их, побыть вместе, думать о том, что впереди есть несколько дней, принадлежащих нам. В наших руках цветы, ярко светит солнце теплого осеннего дня. Наверно, подобное состояние души, какое было у меня теперь, люди называют счастьем. Мария говорит, что ей трудно было ждать этого дня. Марии уже тяжело поспевать идти за всеми, и я думаю о том, что жене в таком положении особенно необходима ласковая забота мужа. По дороге домой, в машине, слушая рассказ матери о братьях, я вспомнил о Петьке, но пока умолчал о нем. Спросил о том, отремонти­ ровала ли она крышу нашего старого дома. Мать не ответила. Не доезжая до центра, машина раньше, чем нужно было, свернула в улочку. — Куда же мы едем? Теперь я замечаю по улыбкам, что от меня что-то скрывают, все хранят какую-то приятную тайну. И опять мне никто прямо не отвечает. — Сейчас узнаешь, потерпи немножко, — говорит секретарь обко­ ма Михаил Васильевич Кулагин. Улицу запрудила толпа. Мы остановились. Председатель гор­ исполкома Хайновский подходит и говорит, что мою семью переселили в новый дом. Я поблагодарил товарищей за заботу, но дома пока не вижу: люди окружили, обступили так плотно, что невозможно сделать шаг. И здесь радостные лица, теплые приветствия, цветы, пожилые новосибирцы и ребята, ребята! И всем надо сказать спасибо за внимание, за сердеч­ ность. Какие добрые, какие хорошие люди живут в моей родной стороне!.. В доме просторно, светло, уютно. На стенах фотографии, которые я помню с детства. Мать остановилась перед ними, посмотрела на меня, не вытирая слез. Наверно, вспомнила всех нас, братьев, маленькими, вспомнила об отце, о тяжелых временах своей жизни. — Когда вы съедетесь ко мне все, родимые мои? Я помолчал, потом решился: — Все-то, пожалуй, никогда, мать. Петра, считай, уже нет. — Нет?!