Сибирские огни, 1965, №5

щи высказывались политически вредно, никого не арестовывали, в крайнем слу­ чае выгоняли за границу. Помнишь, как гнали Замятина? Он долгое время не хо­ тел уезжать. Я помню, как встал вопрос о том, пускать или не пускать за границу одного нашего товарища, у которого тогда были «настроения». Некоторые вы­ сказывали опасения, что он может остаться за границей. И тогда Сталин ска­ зал: «Н у и пусть остается, зачем он нам здесь нужен с такими настроениями?» Было время, когда он все понимал! — Саша сказал это поморщившись, словно от физической боли. — Ну, а что касается воззрений на искусство, так в дни нашей молодости в этих вопросах существовала полная свобода дискуссий, свобода художественных направлений. Ты, Лида, этого, конечно, не можешь помнить, а мы-то хорошо пом­ ним... И какой могучий расцвет искусства был с начала двадцатых годов!.. При­ мерно до 1934 года. И потом в краткий период с 1938 и до начала войны. Я счи­ таю, что свобода дискуссий по художественным вопросам нам крайне необходи­ ма, — горячо продолжал он. — А мы так робко к этому приступаем... — Все будет, Саша, — сказал Юрий Николаевич. — Но нельзя же так сра­ зу. Ведь если человек отсидит ногу и она онемеет, то первое время ступить на нее невозможно от боли. Так и мы сейчас. Сначала надо восстановить крово­ обращение... — Конечно. Разговор от общих вопросов перешел к вопросам узколитературным. — Интересно было бы подсчитать, сколько у нас осталось писателей, всту­ пивших в Союз до 1938 года? — вдруг спросил Саша. Юрий Николаевич пожал плечами: — Не знаю. — А это ведь и есть наше старшее поколение. Я думаю, их осталось очень мало. Процентов двадцать. А в каких благоприятных условиях начинали мы! Во- первых, живы были еще писатели старшего поколения, которые начали работать до революции. — Он перечислил их. Видимо, он так много думал об этом, что уже продолжив разговор, вдруг сказал, словно припоминая: — Да, еще Вересаев! — Нам изрядно доставалось от наших старших товарищей, — сказал Юрий Николаевич. — Порою бывало обидно, но зато всегда полезно. — Ну, конечно, полезно! — живо согласился Саша. — Особенно помогали нам наши старшие братья-попутчики... — Он засмеялся и сказал: — Глупое сло­ во: попутчики. Ну, в общем, ты понимаешь, о ком я говорю, о Федине, Иванове и других. Конечно, большинство из них многого и очень важного не понимали, и мы справедливо их за это критиковали, хотя не всегда вежливо, — он смущенно от­ кашлялся. — Но какие это были ценные кадры литературы! А что сейчас оста­ лось от них, от нас, да и вообще от всего старшего поколения писателей? Ни один отряд интеллигенции не понес такого страшного урона, как понесли за последние двадцать лет мы, писатели. Сколько было уничтожено вражескими руками Ежова и Берии! Сколько погибло в финскую войну и в Великую Отечественную! А сколь­ ким сломали спины во всевозможного рода бессмысленных проработках? Ведь это почти всегда были писатели талантливые, а благодаря этим проработкам их вы­ вели из строя... — Он говорил горячо, не останавливаясь и не давая вставить сло­ во или реплику. — Как чернили и обливали грязью нашу литературу в фельето­ нах, где писатели изображались жуликами, стяжателями... Разве таково лицо на­ шей советской литературы? — с болью сказал он. — Писателей надо беречь! Он встал и отворил окно в сад. Холодный майский воздух ворвался в комна­ ту. Саша зябко поежился и закрыл окно. — После бессонницы познабливает, — сказал он, снова опустился на стул и, вертя в руках какие-то шестеренки на Мишином столе, продолжал взволно­ ванно: Даже те писатели, которые умерли своей собственной смертью, умерли преждевременно. Разве можно считать нормальной продолжительность жизни Ш 1'