Сибирские огни, 1965, №5

«Спасибо за «Неделю», это уже история, а для нашего поколения это наша, молодость и первая любовь...» 11 Май в 1956 году стоял пасмурный, сухой и холодный. Снег сошел, а трава не росла, земля была голая, коричневая. Почки на деревьях набухли, но, каза­ лось, не могли развернуться. Юрий Николаевич чувствовал себя плохо: малейшее похолодание вызывало сердечные спазмы, боли в сердце, спине, левой руке. Грудная жаба... Мы жили на даче, изредка выезжая в город по делам. 11 мая в Союзе писа­ телей состоялась встреча писателей с работниками архива Октябрьской револю­ ции. Юрий Николаевич сам пойти не мог, был слишком слаб. Он попросил меня подробно записать все, что будет рассказано на этой .встрече, и узнать, нет ли в- архиве материалов для его работы. Вернувшись домой, я застала у нас И. С. Макарьева. Вечером Юрий Николаевич сказал мне: — Знаешь, Макарьев говорит, что у Саши плохо с печенью. Завтра с утра навещу его. Редко мы видимся, а ведь годы идут, сколько их еще осталось? Для здорового человека ходьбы от нашей дачи до фадеевской минут 10— 15.. А мы шли около часу: тан медленно ходил Юрий Николаевич после болезни. Правда, с нами были дети, они выискивали в канавах первые желтые безлистые цветы, и мы подолгу стояли, поджидая их, Юрий Николаевич считал, что мы идем- так медленно именно поэтому. Он даже сказал мне с гордостью: — Видишь, как я хорошо стал ходить! Скоро, наверное, совсем поправлюсь. Проводив его, я повела домой детей, условившись, что через час зайду за ним. Но когда я вернулась, он вышел ко мне и сказал: — Саша сегодня плохо спал ночь. Утренняя работа не клеится. Просит тебя тоже зайти! Мы прошли в маленькую комнатку младшего сына Фадеева — Миши. Под­ няться в кабинет на второй этаж Юрий Николаевич не мог— сердце не позволяло. Саша встал мне навстречу. Он был в старенькой застиранной пижаме. Я смотрела на его шею, коричневую, изрезанную глубокими морщинами, как у старых русских крестьян, на его руки, большие и красноватые, с огрубевшей ко­ жей и вспоминала его слова: «Мы стали старые...» Да, он очень постарел! Но вскоре это первое впечатление прошло. Мы говорили о детях, о школе,, об учителях. И, конечно, о культе личности. — Недавно я была в кино, — сказала я, — и при мне в фойе спорили два человека. Один утверждал, что он и при жизни Сталина все понимал, а другой честно признавался, что искренне во все верил и потому ему теперь гораздо тяжелее. — Конечно, тяжелее, — сказал Саша. — А потом они совсем перессорились, и один крикнул другому: — Ты продукт! Саша удивился, услышав это слово, и спросил, что оно означает. Узнав, что сейчас в народе бытует это словечко, как обозначение человека безнадежно ис­ порченного в период культа личности, он сначала засмеялся, а потом сказал серьезно и грустно: — Так что ж говорить, все мы в той или иной степени являемся в этом смысле «продуктами». Все и со всех сторон. — И помолчав, добавил: — Ведь тот, кто обозвал другого «продукт», сам является продуктом, потому что показы­ вает кукиш в кармане, а это тоже есть печальное следствие миновавшего периода. — Ну и эпоху мы пережили! — сказал он с горечью. — Ведь мы с тобой помним, Юра, время, когда господствовали ленинские нормы партийной жизни, которые только сейчас начали восстанавливаться в партии! А даже тогда находи­ лись товарищи, которые считали, что их зажимают. А какой зажим? Если товари