Сибирские огни, 1965, №5

День ушел в суете, в горе, в растерянности. В доме все спят, только слышно,, как дует за окном пронзительный мартовский ветер, и сквозь раздернутые зана­ вески видно, как летят по переулку косые столбы сухих и колких снежинок. Страшно, тревожно. С детства учили меня, что Сталин всеведущ и всемогущ. Только он может спасти страну от бед и напастей. Ему одному ведомы пути стро­ ительства коммунизма. Он не может ошибаться. И если несправедливо осужден­ ный умирает в ссылке мой отец, то это только потому, что Сталин не знает об» этом. А вот сегодня, в коридоре, после митинга, к нам подошел один журналист и пьяноватым шепотом сообщил: «Я распил бутылку шампанского на радостях, что умер Сталин». Как он мог жить, как мог смотреть людям в глаза? Значит, о» лгал, чтобы спасти себя? Он все понимал? А я не понимала. Сердце сжимается от страха: как будем мы без него жить? Достроят ли дома, засеют ли весной по­ ля? Не начнется ли война? Что будет?! Из глубины памяти встают воспоминания: красные флаги на голубом небе, ты­ сячи лиц, обращенных к трибуне. Сталин машет нам рукой, и мы счастливы. Про­ ходят годы, я несу на плечах маленькую Машку, и она с таким же доверчивым во­ сторгом ищет глазами Сталина... Июнь сорок первого года, томительные позыв­ ные, звук воды, льющейся из графина: у него дрожат руки. И голос: «К вам об­ ращаюсь я, друзья мои...». Это моя жизнь, это наша жизнь. Что же будет? Тихо. Так тихр, что слышно, как в квартире на следующем этаже включают радиоприемник. Позывные вплетаются в строй моих мыслей, путая воспоминания с- явью. Голос Левитана сообщает стране новый состав правительства. До меня этот спокойный голос доносится приглушенно, через потолок и стены, надо напрягать, слух, чтобы не пропустить ни одного слова. Жизнь не остановилась. Может, все- не так страшно? Через две недели мы уезжаем в Крым. Юрий Николаевич по утрам мучи­ тельно и долго кашляет. Врачи определили эмфизему легких. Надо ехать к мо­ рю как можно скорее, пока не наступила жара. 9 Вот оно и пришло, материальное благополучие. Пришло не потому, что мы заботились об этом, а потому, что Юрий Николаевич трудился. Напряженно и ежедневно. Это был любимый труд, который доставляет наслаждение, а взамен, берет все: силы, здоровье, жизнь. Конечно, у нас нет Ясной Поляны, зато есть дача в три комнаты, арендован­ ная у Литфонда. И как хорошо, что наша комната назерху! Пусть в ней только десять метров и скошены потолки, но ведь она совсем такая, о какой мечтали мы. в ту далекую первую нашу ночь сорок второго года, когда у нас ничего не было — ни кола, ни двора, ни воспоминаний. И деревья за окнами такие, какими мы вымечтали их: красноватые весной, зеленые летом, голубые зимой. Просыпаясь- утром, мы спрашиваем друг друга: — А может, тогда, ночью, нам показали именно эту комнату? — Вручили ордер, — шутит Юрий Николаевич, — только въезда при­ шлось дожидаться долго, ровно десять лет! Десять лет. А нам кажется, что все это произошло вчера. Каждый вечер за­ сыпаем мы влюбленные друг в друга и, просыпаясь, радуемся, что впереди целый: длинный день, который можно провести вместе. Только вот со здоровьем у Юрия Николаевича не ладилось. Работа над три­ логией забирала все силы. Огромный материал по истории Октябрьской револю­ ции на Кавказе, в Москве и в Петрограде, сложное переплетение судеб много­ численных героев — все это надо было пережить, осмыслить, уложить в сюжет­ ные рамки. Юрий Николаевич думал над этим непрерывно, иногда он, усталый,, измученный поисками и неудачами, заболевал и по нескольку дней не подходил' к письменному столу. Прочитав повесть Хемингуэя «Старик и море», сказал: