Сибирские огни, 1965, №5

— Почему ты не работаешь? Тебе плохо? — С тобой — хорошо. — А вообще плохо, да? — Трудно. — Но ведь в тридцать седьмом было еще труднее, ты же работал? — Первый раз — трагедия, второй — фарс... — Ну а как же будет? — Не знаю. Живем же... Это «живем же» больно ударяет меня. Я начинаю плакать, как от физи­ ческой болщ — Не говори так... — Ну, что ты, что с тобой? Юрий Николаевич, не поднимаясь, крепко прижимает меня к себе одной ру- щ кой, а другой зажигает лампу, стоящую в изголовье. Неожиданный свет слепит глаза, я зарываюсь под одеяло. — Потуши, Сашку разбудишь. Но он не гасит свет, он откидывает одеяло, берет меня за подбородок и вни­ мательно разглядывает, словно видит впервые. — Ты правда плачешь потому, что я не пишу свое? Я ничего не отвечаю и только всхлипываю все громче и громче. — Не плачь, я буду писать, буду. Уехать бы куда-нибудь... — Уедем, завтра же уедем! — А как же? — он, усмехаясь, кивает на коляску, стоящую возле кровати. — Он уже большой, ему полгода. Погаси свет! И мы уезжаем. Через три дня. В Осетию, в город Дзауджикау, бывший Вла­ дикавказ, ныне Орджоникидзе. Проходит несколько дней, и Юрий Николаевич говорит мне: — Садись за машинку, начнем диктовать, может, войду в работу. Я ждала одну из глав новой книги, посвященной событиям 1914— 1917 го­ дов. Но каково было мое удивление, когда мы начали печатать главу о смерти Ленина. За окнами гостиницы хмурая бесснежная кавказская зима, а Юрий Никола- ■евич диктует о студеных московских морозах, о кострах на улицах и площадях. Ощущение горя, сиротства, незаменимости утраты, беспокойные мысли о том ве­ ликом деле, которое дороже всего в жизни, о партии, о советской власти, о даль­ нейшем ходе мирового революционного процесса. Раздумья молодых коммунис­ тов о судьбе страны, только что пережившей гражданскую войну и разруху — вот о чем вспоминает Юрий Николаевич. А когда, окончив работу, мы спускаемся обедать в пустой и холодный ресто­ ран, он спрашивает меня: — Ты не сердишься, что это опять не то? — Что ты! — Я должен понять... Я должен разобраться, где берут начало корни того ■безграничного доверия, той любви, которую завоевал этот человек после смерти Ленина. И воспользовался этим доверием. Пока не разберусь, не смогу работать... 8 В такие ночи перебираешь всю жизнь, год за годом, день за днем. 5 марта 1953 года. Утром, взглянув в окно, мы увидели траурные флаги и поняли: умер. Мы пошли с детьми на Красную площадь, там, ежась от холода, толпился народ, с надеждой поглядывая на Спасские ворота. А потом — митинг в Союзе писа­ телей: какое разнообразие лиц, заплаканных, встревоженных, испуганных, заин­ тересованных — ни одного равнодушного лица.