Сибирские огни, 1965, №5
скоро выпиваем чай. Старенькая калитка со скрипом захлопывается за нами. Мы идем по плоскогорью, на котором расположен наш дом, сидим на теплых от днев ного зноя камнях, смотрим, как опускается за горы солнце. Небо темнеет, а на го рах все еще лежат закатные отблески — у нартов они называются солнцем мерт вых. Но в эти часы мы не разрешаем себе говорить о нартах, надо отдохнуть. Мы говорим о чем угодно — о детстве, о Москве, о друзьях и о любви, о счастье и о будущем, только не о работе, только не о литературе. Иногда мы спускаемся вниз и по вьющейся асфальтовой ленте Военно-Гру зинской дороги уходим в глубь Дарьяльского ущелья, идем, пока не стемнеет, идем- быстрым шагом, — после целого дня, проведенного за письменным столом, это очень приятно. Дышится легко, горный воздух омывает легкие, и кажется, что можно так идти без конца. На попутной машине возвращаемся домой, и в один надцать часов все спит — и дом, и сад, и горы, и мы... Так прожили мы два месяца. Раз в неделю раздавался внизу рев мотора, кур гузый «газик» поднимался на плоскогорье и замирал у наших ворот. Это приез жал Созрыко Бритаев, осетинский писатель, знаток кавказского фольклора, энту зиаст и собиратель нартского эпоса. Он привозил нам из города почту, газеты, по могал Юрию Николаевичу расшифровывать непонятные места подстрочника. Мы радовались письмам от друзей, но все новости воспринимали глухо, словно вести с другой планеты. Я не припомню за всю нашу совместную жизнь такого периода отрешенности от всего на свете, как во время работы над переводом нартского эпоса. Как ни прекрасны были условия, в которых работал Юрий Николаевич, и как ни был он увлечен работой, а напряжение стало сказываться. Он похудел, по бледнел, начались бессонницы. Я поглядывала на него с тревогой. Но когда пыта лась уговорить хоть немного отдохнуть, он сердился: — Потерпи, осталось совсем немного! Работа, и вправду, быстро приближалась к концу. На последнем листке под строчника есть надпись, сделанная рукой Юрия Николаевича: «Конец. Ура!» Через год, когда книга вышла из печати, «Правда» писала: «Перевод на рус ский язык героического Нартского эпоса навсегда войдет в сокровищницу много национальной советской культуры». Юрий Николаевич подарил мне «Нартские сказания» с такой надписью: «Лидочка, как весело работали мы над этой книгой!». 6 Лето 1948 года мы проводили в Кунцеве. Это было для нас лето ожиданий и приготовлений. Юрий Николаевич с осени собирался начать писать вторую кни гу трилогии о Кавказе. Материалы были собраны, он составлял планы частей и отдельных глав, вынашивал книгу, как вынашивают ребенка. А я носила ребенка в буквальном смысле этого слова и тоже, как могла, готовилась к знаменательно му событию: шила пеленки, вязала пушистые неправдоподобно маленькие чепчи ки и башмачки... «Дорогая Лида! Поздравляю. Спасибо «за крестника». Сын такого хороше го писателя, как Юра, и такой выдумщицы, как ты, должен быть обязательно ак тером, художником или поэтом. Хорошо бы поэтом! Целую, А. Фадеев». Эту записочку получила я в роддоме вместе с небольшим букетом разно цветных астр. Юрий Николаевич сказал, что Саша улетает за границу и просил передать свои поздравления. Последнее время с Фадеевым мы виделись все реже. Он часто уезжал или улетал за границу. А когда бывал в Москве, то жил большей частью на даче, в Переделкино, писал второй вариант «Молодой гвардии». Помню, как встретили мы его вскоре после появления в печати статей, критикующих «Молодую гвар дию». Юрий Николаевич спросил: — Ну, как ты, ничего?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2