Сибирские огни, 1965, №5
пришли его друзья — азербайджанские писатели Сулейман Рустам и Сулейман Рагимов. Мы долго и горестно советовались о том, что сделать, чтобы совершить чудо и спасти его. И тогда Сулейман Рагимов сказал: — Если бы от этой болезни можно было откупить, азербайджанский народ за один день собрал бы любое количество денег, золота, чего угодно! Каждый от даст последнее, только бы спасти Самеда!.. Летом 1962 года я приехала с дочкой в Баку. Мысль о том, что Самеда нет, омрачала радость встречи с любимым городом. На одной из площадей Баку мы увидели большой мраморный памятник. Самед Вургун приветствовал нас. Скульптору удалось передать в камне его задумчивую и веселую улыбку, взгляд философа и охотника. В такси я сказала шоферу: — На могилу Самеда Вургуяа. Молча, ни о чем не спрашивая, он повез нас все вверх и вверх, на аллею почетных захоронений, расположенную на горе, над городом. Был серый прохладный день, дул норд, громыхая железными листьями ста рых венков. Мы покрыли могилу Самеда красными живыми гвоздиками. А внизу шумел, строился, дышал полной грудью огромный и прекрасный город Баку, го род Ахундова и Ахвердова, Кирова и двадцати шести комиссаров, город Самеда Вургуна.ч 4 Этой главы не должно было быть в моей книге. Ведь я пишу о людях, кото рых уже нет на земле. А когда я начинала писать ее, Михаил Светлов жил сре ди нас и никому в голову не могло прийти, что так скоро его не станет... Мы познакомились с ним мартовским вечером 1942 года. ..Синие сумерки спускались на притаившийся, без единого огня, город. Колкие льдинки звонко ломались и хрустели под ногами. В холодном и высоком небе аэростаты несли над Москвой караульную службу. Он сам открыл мне дверь. Выцветшая маскировочная штора медленно по ползла по стеклу, закрывая огромное, во всю стену, окно. На столе загорелась неярким военным светом обыкновенная канцелярская лампа. — Это тебе нужна рекомендация в Литературный институт? — Да. — Заходи, старуха... Мне было тогда двадцать лет, и я очень обиделась. — А вы комсомолец? — Что ты, дурочка, я уже старый политкаторжанин! И сразу стало легко. Я читала ему свои стихи, а когда он написал мне рекомендацию, попросила: — Михаил Аркадьевич, прочтите, пожалуйста, «Гренаду»... — А «Слово о полку Игореве» не хочешь? Он провожал меня по звонким пустым улицам, через гулкие мосты, на По лянку. И читал написанные утром'строфы из поэмы «Лиза Чайкина». Ц К комсо мола вызвал его с фронта, чтобы он написал эту поэму. С тех пор, до его отъезда на фронт, мы встречались почти ежедневно. Он был тогда очень молод, подвижен и легок. И любил ходить. Мы уходили по Ленин градскому шоссе, далеко за метро «Сокол», добирались до Химок, сидели на сту пеньках пустого, закблоченного речного вокзала. Садилось солнце, вспыхивали лихорадочным светом окна домов. Иногда в наших прогулках принимал участие Иосиф Уткин. —• Поэт это тот, кому ничего не надо и у кого ничего нельзя отнять, — ска зал однажды Уткин. •— Нет, — мягко возразил Светлов. — Поэт это тот, кому нужнр все и ко торый сам хочет все отдать! Плохой человек не может быть хорошим поэтом...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2