Сибирские огни, 1965, №5

проходит деловито, четко, красиво. Самед держится с товарищами весело и демо­ кратично, не допуская при этом ни малейшей фамильярности. Он дирижирует со­ бранием, как дирижер оркестром. Самед везет нас к себе на дачу. Он ездил на охоту, убил джейрана и хочет угостить нас шашлыком из джейраньего мяса. Заброшенный дом с глинобитными стенами нельзя назвать дачей — обста­ новки никакой, несколько железных кроватей, столы и скамьи из белого струган­ ного дерева. Огромный плодовый сад запущен, деревья разрослись, раскинув над заглохшими дорожками мохнатые цветущие ветви. — Зато летом тень, хорошо стихи писать! — смеясь, говорит Самед. Он сам разделывает тушу джейрана, закатав рукава легкой белой рубашки, и умудряется делать это так ловко и красиво, что на рубашке не остается ни еди­ ного пятнышка. Потом он накалывает мясо на вертел, сам жарит его на раскален­ ных углях, с гордостью преподносит гостям и требует одного — по заслугам оце­ нить его кулинарное искусство. Не похвалить — невозможно. Он ведет нас к морю, которое шумит за поворотом проселочной дороги. Море здесь вольное, шумное, совсем не такое, как в Баку, где оно укрощено берегами бакинской бухты. Волны, взметывая белую пену, взлетают и разбиваются о бе­ рег. Самед легко взбирается на большой камень, тянет нас за собой, обнимает за плечи и долго стоит молча, с наслаждением подставляя соленым брызгам густые и вьющиеся, но уже с сильной проседью волосы. — Хорошо разговаривают! — говорит он, кивая на волны. Возвращаемся медленно. Самед читает Пушкина, одно стихотворение за дру­ гим. Он перевел на азербайджанский язык «Евгения Онегина» и знает наизусть почти весь роман. — Я всегда был нетерпелив в чтении, — говорит он, прерывая сам себя.— Прозу читал с усилием, а стихи без конца. Я не могу без них жить, они запоми­ наются сразу. Хорошо за городом, но надо торопиться в Баку. Самед ведет нас на пред­ ставление своей пьесы «Вагиф». По дороге он рассказывает, с каким увлечением писал ее. — Даже маленького сына, который родился, когда я работал над пьесой, мы назвали Вагиф... По его рассказам мы чувствуем, как много самого себя, личных своих черт вложил Самед в образ Вагифа. Поднимается занавес, и перед нами проходит судьба замечательного азер­ байджанского поэта, жившего в далеком X V III веке. Поэт, просветитель, боль­ шой государственный деятель, казненный вместе со своим сыном по приказанию одного из местных феодалов, Вагиф, воссозданный Самедом Вургуном, — серде­ чен и обаятелен, прост и велик. Самед садится между нами и негромко переводит пьесу с азербайджанского на русский язык. И оттого ли, что это делает автор, стараясь донести до нас не только формальное совпадение слов, но и самую мысль и музыкальный строй фразы, пьеса очень волнует нас. Невольно думаешь о том, что только обладая строгим вкусом и талантом, одновременно мужественным и нежным, можно соз­ дать такое произведение. Работа по составлению и редактированию сборника была в основном закон­ чена, и Самед предложил нам проехать с ним по Азербайджану и побывать на его родине, в Казахе. Что это было за путешествие! Но тут возникает неожиданная трудность. Нет, не потому, что время стерло из памяти впечатления от поездки. Хорошее не забывается. Для того, чтобы объяснить эту трудность, мне придется забежать вперед... Шел июнь 1956 года. Мы только что похоронили Александра Фадеева и зна­ Q. «Сибирские огни» № 5.