Сибирские огни, 1965, №5

Потом отходит от окна, и лицо его вновь спокойно. Но внутреннее напряже­ ние чувствуется во всем — в голосе, в движениях. Он приглаживает обеими ру­ ками и без того гладкие, блестящие волосы и говорит, откашливаясь, по-де­ ловому: — Ну вот что, Юра. Раз уж вы короновали меня опять своим председате­ лем, так извольте мне помогать... 3 Есть люди, при воспоминании о которых поднимается в сердце горячая вол­ на, и ты испытываешь благодарность к ним за то, что они жили на свете, и бла­ годарность к судьбе за то, что она помогла тебе с ними встретиться. В моей жизни одним из таких людей был Самед Вургун. Весной 1947 года Юрию Николаевичу предложили поехать в Азербайджан и принять участие в со­ ставлении и редактировании сборника азербайджанских рассказов на рус­ ском языке. Баку! Когда в Азербайджане спрашивают юношу, где его родина, он отвеча­ ет: я еще не женат. Это означает, что родина мужчины там, где родилась его же­ на. Не знаю, потому ли, что я родилась в Баку, или потому, что Баку не может оставить никого равнодушным, но Юрий Николаевич любил повторять, что не знает другого такого города, который был бы так близок его сердцу... Приближался вечер. Мы сидели с Юрием Николаевичем вдвоем в номере гостиницы «Интурист» и, не зажигая огня, разговаривали о чем-то своем. Бледне­ ло небо в окне, и норд, который дул вот уже третьи сутки, мотал пыльные ветки вечнозеленых олеандров. Дверь, открылась без стука. На пороге стоял человек без шляпы, в расстегнутом мягком пальто с широкими и гибкими складками. От­ лично сшитый темно-серый костюм, рубашка с какими-то особенными воротнич­ ками — изящный европейский наряд, казалось, был создан для того, чтобы под­ черкнуть всю своеобразность азиатской красоты этого смуглого лица с глазами большими и длинными, живыми и насмешливыми, и вместе с тем немного отсутст­ вующими. — Это я — Самед! Он поворачивает выключатель, и комната наполняется тусклым гостинич­ ным светом. — В темноте сидите, как влюбленные? — смеется Самед. — А чем плохо? — тоже смеясь, отзывается Юрий Николаевич. — Зачем плохо? Влюбленные, что может быть лучше? Недаром я выбрал себе такой псевдоним... Вургун — по-русски значит влюбленный! Точнее выбрать псевдоним нельзя. Самед был человек, вечно влюбленный: в поэзию и в музыку, в своих детей, во всех женщин на свете, в море и в небо. Он был влюблен в жизнь. И от этой влюбленности все вокруг становилось прекрасным и легким, и нельзя было не любить его самого. Мы поднимаемся в ресторан ужинать, и Самед приглашает меня танцевать. Я никогда не отличалась ни музыкальным слухом, ни грацией, да и не танцевала уже несколько лет, со времен веселых школьных вечеринок. Но Самед смеется: «Со мной ноги сами пойдут, не бойся, Лида Борисовна!» И правда, ноги идут сами. Усадив меня на место, Самед тут же приглашае на вальс Мариэтту Сергеевну Шагинян, и хотя она в два с половиной раза стар ше меня и к тому же, чтобы услышать музыку, ей приходится пользоваться слу­ ховым аппаратом, танцует она с легкостью, потому что танцует с Самедом Вур- гуном. На следующее утро мне пришлось присутствовать на заседании в Союзе пи­ сателей, где обсуждался готовящийся к изданию в Москве сборник рассказов азербайджанских писателей. Казалось бы, что может быть на свете скучнее засе­ даний. Но это заседание ведет Самед Вургун, и оно наполняется поэзией. Оно