Сибирские огни, 1965, №4

Наступил ноябрь 1944 года. Мы жили тогда в доме МВО, в Кутузовской слободе. Сразу за домом открывались коричневые, по-осеннему голые поля, убе­ гала вдаль серая лента шоссе. Война близилась к концу, победные салюты еже­ дневно звучали над городом. Мы снова ожидали ребенка и радовались этому, хотя жили со всем семейст­ вом в одной комнате, плохо отапливаемой, на шестом этаже, без лифта. Как ска­ зал Фадеев: «Ясная поляна, без Ясной поляны...» Приближались октябрьские праздники. Утро четвертого ноября мало чем отличалось от любого осеннего утра: мглистое, серенькое. Мы завтракали. Тата на своем высоком креслице ела жидкую манную кашу, размазывала ее по лицу, по клеенчатому фартуку и от удовольствия покачивала головой, хвалила. Маша что-то назидательно и звонко объясняла ей, воспитывала. Мы слушали их и ду­ мали о том, что сейчас дети уйдут гулять, а мы сядем за работу, — это были лю­ бимые наши часы, когда вдруг в комнату ненадолго приходили тишина и порядок. В дверь постучала соседка: — Вам телеграмма. Мы не удивились. Телефона у нас не было и связь с издательствами и друзьями поддерживалась в те годы при помощи телеграфа. Юрий Николаевич разорвал телеграмму и молча передал ее мне. «Приехала Мураша. У Вали. Лев». Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга. В августе 1944 го да кончился срок пребывания Марианны в лагере. Мы знали: за нее хлопочут — но не надеялись, что хлопоты увенчаются успехом. Врат Юрия Николаевича — Лев Николаевич Либединский сообщал, что Мураша вернулась и находится у сво ей сестры Валерии Анатольевны Герасимовой. — Собирайся, поехали! — сказал Юрий Николаевич. Я не заставила себя ждать. Но кргда мы вышли на улицу, я вдруг подумала, что ни в горе, ни в радости свидетели, пусть самые близкие и доброжелательные, не нужны. Не будет ли лучше, если они встретятся без меня? И я сказала: — Меня как раз на это время записали к врачу. Ты поезжай, а я подъеду через час-полтора... Не знаю, угадал ли Юрий Николаевич мои мысли, он ничего не сказал, только взглянул грустно и вопросительно. Я поняла, что поступила правильно. Едва открылась дверь в квартире на Лаврушенском, где жила‘Валерия Ана­ тольевна, меня охватило ощущение праздника. Анна Сергеевна, мать Мураши и Вали, всегда тихая и озабоченная, встретила меня с просветленным счастливым лицом, словно разом отступили все заботы. Привезли из детского сада трехлет­ нюю дочку Валерии Анатольевны — Анечку, ее тоненький голосок доносился откуда-то из глубины квартиры. Когда я вошла в комнату, где находились Юрий Николаевич, Валя и Мари­ анна, первое волнение, вызванное встречей, уже улеглось, они говорили о мало­ значащих пустяках, казалось, не было страшных пяти лет разлуки. Валя и Мари­ анна собирались в баню, шутили, смеялись. Смех у Мураши ровный, немного мо­ нотонный, но очень приятный. Ей исполнилось тогда сорок три года, она была еще очень хороша: высокая, статная, с вьющимися светлыми волосами. Но как-то сами собой в разговоре возникли серьезные ноты. — Знаешь, Юрочка, я поняла, что в нашей стране, если честно трудиться, везде можно прожить... И даже заслужить уважение! — сказала Мураша. — Наша-то и там героем оказалась! — с ласковой усмешкой проговорила Валя. — Спасла от бандитов бутыль со спиртом. Рассвирепевшие алкоголики чуть не убили ее... (В лагере Марианна работала на аптечном складе).