Сибирские огни, 1965, №4

П и с ь м о п е р в о е «Год тому назад — этой революционной поэмы-повести не было, она в виде отрывочных мыслей, неосознанных, часто подсознательных наблюдений, заперта была в глубине моего существа. Я метался и искал ключа, который открыл бы этот, для меня запертый, источник творчества. Пришла моя любовь к тебе, оза­ рила все мое существо и стала этим ключом... Это произведение, Мураша, писа­ лось для тебя и во имя тебя. И те, кто будет читать ее, обязаны тебе ее появле нием. Так было всегда, всегда любовь вызывала подъем и толкала к творчеству. Что же будет дальше? Я хочу, во что бы то ни стало, перерасти эту^ вещь и создать что-то лучшее и большее. Я хочу, чтобы моя любовь к тебе помогла мне в этом! Ты идеализируешь меня, ты видишь только светлые стороны мои, и благода ря этому я становлюсь лучше. Спасибо тебе за это. И мне только больно, что для тебя золотоволосой, солнечной, любимой и желанной я не могу быть таким же светлым источником счастья! Вот сейчас жаркое ласковое солнце, зеленые виноградники, темные кипари­ сы, голубое море и я с тобой. А потом настанет зима, я буду один, ты тоже. И если будет тебе тоскливо, всегда помни, что где-то есть Логан, который о тебе вспоминает, который тебя любит такой, какая ты есть, несмотря на свой прокля­ тый «объективизм», и который болезненно остро чувствует прелесть солнечных сторон твоего существа, способность, как солнце, щедро и не требуя расплаты, дарить твой смех, твою доброту, твое веселье — всем, кого ты окружаешь... Сейчас я от моего золотоволосого, ласкового солнца — ухожу на север и хочу большой работы, большого творчества. И я знаю, что моя любовь и дружба к тебе сильно помогут мне... ...твой 25 апреля 1922 года. Юрий Либединский». П и с ь м о в т о р о е «Дорогой друг Юрочка! Тяжело и больно было узнать о твоем горе. Но спасибо, что ты написал мне, я теперь знаю, что ты отнесся к происшедшему мужественно, так, как следует коммунисту. У тебя, под твоей мягкой поверхностью, много сил, много твердости. И ты поднимешь и эту тяжесть, тяжелее которой, пожалуй, для нас и нет. В твоем письме есть несколько слов, по поводу которых, мне кажется, нуж­ но нам с тобой поговорить... ...По твоей склонности видеть у себя только минусы, ты можешь забыть, что г’ы был красногвардейцем и сражался в те дни, когда многие, считающие себя сейчас безупречными, держали голову под подушкой и молили «лишь бы пронес ло стороной». Ты можешь забыть, что белые тебя арестовывали, избивали, что ты был членом подпольной организации в белой армии и организовал переход на сторону Красной Армии? Нужно мужественно признавать свои ошибки, давать им такую же жестокую и беспощадную политическую квалификацию, как если бы речь шла не о теое,. а о другом, но ни на минуту нельзя терять своего политического лица. Прости, если то, что я пишу, тебе и без того ясно. Я думаю — а вдруг пригодится? От всего сердца желаю тебе мужества и твердости... Как бы я хотела чем- нибудь помочь тебе. Хотя бы через маму извещай меня о себе. Твоя М.