Сибирские огни, 1965, №4
— Ого! Молодцы! — он захохотал заливисто и звонко.— Я вижу, у вас это дело всерьез поставлено. Значит, до медали? — обратился он ко мне. — Может, и до ордена. — Ты у нас мать-карьеристка... — и, продолжая смеяться, он обнял меня. Потом вдруг помолчал и добавил серьезно: — Значит, Ясная Поляна? Что ж, завидую. Только вот Ясной Поляны-то нет... И война идет. — Ничего, Саша, — ответил Юрий Николаевич. — Мы много работаем, значит, все у нас будет! 11 С первых дней нашего знакомства в рассказах Юрия Николаевича всё время звучало одно имя: Марианна, или ласково-уменьшительное — Мураша. Он знал Марианну с детства. Ее отец, революционер-подпольщик Ана толий Алексеевич Герасимов, или скитался по стране, или находился в тюрь ме, в ссылке. Мурашу вместе с сестрой Валей нередко брал к себе дядя, брат отца. Владе лец паровой мельницы, он жил в предгорьях Южного Урала между станциями Чебаркуль и Кундравы. Там-то и увидел Юрий Николаевич впервые этих двух девочек и подружился с ними на всю жизнь. Он рассказывал мне о далеком уральском детстве, и в рассказах его всегда присутствовала беленькая длиннокосая девочка, начитанная и рассудительная. А из рассказов о мятежных революционных годах возникал образ девушки,, кра сивой и смелой, мечтающей посвятить революции все силы своей молодой и дея тельной души. Двадцатые годы, трудные годы восстановления, — и я слушаю истории, похожие на легенды, о бесстрашной и мужественной женщине с значком почетного Чекиста на груди, всегда подтянутой и элегантной. Марианна работала начальником одного из крупных отделов ЧК. Не только подчиненные, но и на чальство побаивалось ее, добрую, строгую и справедливую. Но вот настал три дцать седьмой год, и Марианну постигла та же участь, что и многих лучших ком мунистов: она арестована, несправедливо осуждена. Юрий Николаевич говорил обо всем этом с волнением, гордостью, горечью. Такая любовь звучала в его словах, что у меня замирало сердце перед чистотой и силой этого чувства. Я слушала не переводя дыхания, боясь неуместным словом нарушить взвол нованный строй его рассказов. Это ей, Марианне Герасимовой, первой своей любви, первой жене, посвятил Юрий Николаевич первую свою книгу «Неделя». Им не суждено было прожить жизнь мужем и женой. Но им суждено было, может быть, большее: пронести че рез все превратности судьбы верность и дружбу. Я не стану рассказывать здесь историю этой любви. Я напишу только о том, чему мне пришлось быть свидетелем. Недавно, разбирая архив Юрия Николаевича, я нашла среди его бумаг три письма, написанные в разные годы: в 1922, 1937, 1939... Первое письмо написано красными чернилами на пожелтевших листках с рваными краями. Оно обветшало и стерлось, но угловатый юношеский почерк доносит до нас неповторимую молодость неповторимого поколения. Второе письмо написано спустя пятнадцать лет, осенью 1937 года. Марианна пишет это письмо в трудные для Юрия Николаевича дни, когда он после неспра ведливых и жестоких обвинений был исключен из партии. Третье письмо... Впрочем, оно не нуждается в комментариях. Я позволю себе привести эти письма.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2