Сибирские огни, 1965, №4

бабушка или плачет новорожденная Машка, — ведь это сюда в голубом одеяле привезли ее, первенькую мою девочку. Я видела нашу комнату, полную гостей - нарядный стол уставлен разными вкусностями, — празднуется мой день рожде ния... А вот она освещена зеленоватым светом настольной лампы, и большие гла­ за Вали Литовского глядят на меня из полутьмы, и/растягивая слова, он гово­ рит: — А знаешь, Ли-идка... Завтра мы уедем отсюда, комната будет стоять пустой, а потом приедут не знакомые люди, отремонтируют ее, заживут своей, неведомой мне жизнью, и чу жой огонь засветится в наших окнах. Грустно это... Юрий Николаевич перевез нас на новую квартиру и снова уехал в команди ровку от «Красной Звезды» под Орел, где тогда готовилось наступление. Здо­ ровье его настолько ухудшилось, что я категорически отказалась отпустить ег. одного — с ним поехал журналист Александр Б., которого товарищи за умение все доставать и все устраивать прозвали «Саша — Золотая рыбка». 9-го июня 1943 года я провожала их на Курском вокзале. Неожиданно объ явили воздушную тревогу, — это была последняя воздушная тревога в Москве. Поезд на Тулу уходил под грохот зениток. Прямо с вокзала меня загнали в мет ро, и я первый раз за время войны оказалась в бомбоубежище. Около двух часов ночи дали отбой. Я шла пешком с Курского вокзала на Киевский, возле которого мы теперь жили, через весь город. Потянулись дни томительные и долгие, дни ожидания: Но вот, наконец, и первая открытка. Она шла из Тулы шесть дней, а езды туда ровно шесть часов! Но что поделаешь — идет война! «10 июня. Лидуша, благополучно доехали до Тулы. Как ты дошла домой? Глупо, что я не узнаю об этом, пока не вернусь. Все время помню тебя и люблю...» «11 июня. Лидухэ! Саша создал мне такие условия, что я езжу лежа в машине, он си­ дит с шофером, я один сзади, хочу сплю, хочу лежа бодрствую. Сидеть трудно. Сейчас мы уже почти у цели. Работа начнется сегодня вечером. Работа началась. Очень интересно и радостно: опять я в сфере того военного дела, единственного, которым можно заниматься, отдаваясь целиком, во время войны. Березовая роща, звезды — очень хорошо. Ты все время со мной. Я вер­ нусь к тебе — жизнерадостный, избавившийся от нытья. Целую. Юрий». Как ни уверял он меня, что все прекрасно, я понимала: ездит он лежа не по тому, что к тому располагают созданные удобства, а потому, что вынуждает болезнь.1 Письмо из Ясной Поляны! Мне было грустно, что Юрий Николаевич один без меня, пришел на эту, вымечтанную нами, священную землю. К сожалению письмо это сохранилось только в отрывках: «...Мы остановились в деревне, решили пообедать, отдохнуть и вечером от­ правиться на могилу Толстого. Я бы.сделал это тут же, но слишком устал, на но гах не стоял, и лег в густой и сочной траве на деревенском дворике одного и крестьян Ясной Поляны, который даже вынес мне подушку. Отсюда сквозь тра ву, сквозь сетку'Облетающих седых одуванчиков видны были широкие волнистые разлужья, — те самые пашни, которые можно видеть на картинах и рисунках Репина. А кругом какие места! Какое богатство зелени, какие кудрявые березовые перелески и между ними зеленые, с проступающей сквозь прозрачные молодые всходы мутно-розовой землей, пашни. Зелено-кудрявые березы и темнота теней под ними, их белые стволы, как бы отделанные черными инкрустациями. Яркие кустарники и среди них рыжие пасущиеся лошади. На ум все время приходя] слова то из «Семейного счастья», то из «Утра помещика», то из «Анны Карени ной», то из «Войны и мира».