Сибирские огни, 1965, №4

— Я сейчас вспомнил, как Наташа Ростова укладывала вещи, помните, ког­ да Ростовы собирались уезжать из Москвы? Наверное, это у вас фамильное, толстовское... — Бабушка говорила, что йадо уметь делать все, — ответила я. — Чело­ век должен быть независимым в любых обстоятельствах... — Ваша бабушка умная женщина... — А теперь я попрошу вас на новое местожительство, — сказала я. — У той стены будет удобнее. Подальше от двери и ближе к окну, к свету. На лице его отразилось замешательство, он хотел что-то возразить, но я уже тащила матрац, на котором он лежал, в очищенный от хлама и вымытый угол. Юрий Николаевич замер от неожиданности. Однако переезд совершился благо­ получно. В комнате чистота и порядок. Вещи обрели свои места, стол покрыт пест­ ренькой скатертью, поблескивают вымытые стекла, от просыхающего паркета пахнет по-деревенски, веником и березовым листом. — Вы прочли мою книгу? — Да. Мне понравилось. Это похоже на книги Перл Бак. — Умница, — он засмеялся. — Только молчите об этом! Знаете, что о ней принято говорить? Искажает общую картину жизни китайского народа, поэтизи­ рует кулачество и родовые связи... Это, конечно, в какой-то степени правильно. Но как талантлива! Я люблю и «Сыновей» и «Землю». .Я очень рад, что мой «Баташ» напомнил вам книги Перл Бак. Потом мы жарили черный хлеб на хлопковом масле и заваривали по всем правилам крепкий красный чай, — он казался мне удивительно невкусным, но пить его было так весело. Я уезжала на дежурства и привозила из-за города чах­ лые ромашки, облетающие желтые лютики, и в комнату приходили ароматы лу­ гов. Я говорила о том, что когда кончится война, сменяю нашу московскую ком­ нату на мезонин во Внукове и буду жить обязательно на втором этаже, чтобы за окнами были ветки деревьев, зеленые летом и голубые зимой. — А я буду приезжать к вам в гости, — полушутя, полусерьезно говорил Юрий Николаевич. Я учила русскую историю, и мы читали вслух Костомарова и решили, что после войны вместе напишем роман о Юрии Крыжаниче. Судьба этого хорвата, мечтавшего в семнадцатом веке объединить славянство, очень занимала нас. Мы спорили о том, почему он перешел от Выговского на сторону Юрия Хмельницко­ го, воображали, как жил в Тобольской ссылке, куда его отправил Алексей Ми­ хайлович, «чтобы ему там у государственных дел быть, у коих пристойно». Мы даже изображали в лицах его разговоры с протопопом Аввакумом, спо­ рили, какую одежду он носил и какой у него был характер. Потом я бежала на рынок и меняла соль на картошку, а хлеб — на молоко, потому что денег не было, а надо было приготовить обед. Так прошел месяц. 5 Что было потом?.. Было сложно и просто, трудно и легко, весело и грустно. Были серые рас­ светы и бесконечные торопливые разговоры, когда кажется, что не успеешь всего сказать друг другу, были воспоминания и мечты о будущем, милые, неповтори­ мые слова... Юрий Николаевич поправлялся медленно. Стоило ему подняться, начиналось головокружение, доходящее до обмороков. И все же врачи настаивали на том, чтобы он начал вставать и выходить на улицу. Мне вспоминается летний августовский вечер. Юрий Николаевич с трудом оделся, побрился, и мы медленно спустились по лестнице. До этого я не представляла себе, что лестница такая длинная. Мино