Сибирские огни, 1965, №4

вала, как немецкие коммунисты во время разгрома германской революции пря­ тали маленькую книжку со скромным названием «Неделя» и клялись погибнуть за дело революции так же достойно, как погибли герои «Недели». «Какими словами рассказать мне о нас, о нашей жизни и о нашей борь бе?» — так начинается первая повесть Либединского «Неделя», эти слова высе чены на его памятнике. Всю жизнь искал он слова, чтобы рассказать людям о коммунистах и революции, активным участником которой он был и в торжество которой свято верил до последнего часа своей жизни. 2 Прошло несколько дней. Утром, когда я приехала домой из Люблино, раз дался телефонный звонок. Подруга моя Ляля сказала, что Либединский тяжело заболел, около него установлено дежурство и если я свободна, то должна при нять участие в дежурстве. Впереди было двое свободных суток и я охотно со­ гласилась. — Приходи к семи вечера. В половине седьмого я поднималась по знакомой, давно неметбной лестнице. В окнах лестничных площадок розовело закатное небо, унизанное аэростатами, и я твердила строки Блока: Вечность бросила в город Оловянный закат, Край небесный распорот, Переулки гудят... Из дома я взяла с собой ужин — кусок черного хлеба и жареную кроличью лапу,— во время войны в гости ходили со своей едой. Дверь открыла Ляля. На лице ее скорбное выражение, разговаривает ше потом,— так положено, когда в доме больной. Мы прошли в комнату. Прямо передо мной огромное распахнутое окно, а в нем все то же розовое закатное небо. Справа, у стены, на узеньком пружинном матраце, без подушек и простынь, укрытый шерстяным тяжелым ковром, Юрий Николаевич. Он глядит на меня, смущенно улыбаясь: — Вот свалился... Но я, помня бабушкины заветы о том, что с больным нельзя разговаривать о болезнях, не дала ему договорить и быстро спросила: — Вы помните эти строки: Вечность бросила в город Оловянный закат... Он тут же подхватил: — Край небесный распорот. Переулки гудят... И дочитал стихотворение до конца. — А какие еще стихи Блока вы наизусть знаете? Конечно, я назвала «Незнакомку», «В ресторане», «Кармен». — А стихи о России? А «Двенадцать»? — Это я знаю хуже. — В вашем возрасте заучивают стихи о любви. Так и должно быть,— ска­ зал Юрий Николаевич.— Но выше стихов Блока о России я мало что знаю в ми­ ровой поэзии. Помню, как в 1916 году к нам в Челябинск попала тоненькая кни­ жечка в зеленой обложке: стихи о России...— он оживился, задвигался. Ляля стала делать мне знаки: больному нельзя, мол, говорить так много. Но мне было интересно слушать, и я сделала вид, что не замечаю ее отчаянных телодвижений. Интересно было еще и потому, что казалось, такой человек, каким рисовался мне