Сибирские огни, 1965, №4

-во 2-ю полицейскую часть, где по обыску у Красноселова в сапоге, за чулком, был найден кредитный билет 100-рублевого достоинства, хотя по словам того же Ар­ сеньева и полицейского служителя Палладия Александрова (л. д. 21) задержан­ ный перед обыском уверял, что у него нет денег. По отысканию этих ста рублей Красноселов утверждал, что деньги его собственные, но не мог ничем этого до­ казать». ВТорой устой: не доказал, что «катеринка» твоя — значит, чужая, ворован ная. И парочка свидетелей — полицейский служитель Василий Арсеньев и поли цейский служитель Палладий Александров. Следующий кусок: «...а ключнику арестантского помещения- Андрею Антиохину (л. д. 22) на его расспросы о том же ответил: «Тебе какое дело, заря мне дала». Заря? Значит, кража была на зорьке? Новый, третий устой обвинительного акта, и ключник арестантского поме ацения во свидетелях. За третьим — четвертый: «9 того же июля во 2-ю часть поступило заявление мещанина Степана Су- рошникова (л. д. 13) о том, что в первых числах июля, во время отлучки его с же­ ною из дому, из незапертой комнаты и стоявшего в ней сундука были похищены деньги кредитными билетами: один в 100, один в 10 и один в 3 рубля». А вот и потерпевший — торговец квашеной капустой Степан Сурошников с «его обвиняющими резонами, по смыслу которых «Красноселов был вхож в его дом, несколько раз покупал у него капусту и что никого другого он не имеет ос­ нования подозревать в краже, ибо в доме своем живет лишь со своею женою, не держа ни прислуги, ни квартирантов, так что больше сделать кражу некому». Некому! Некому больше в губернской Самаре в голодный год выкрасть три денежки «з незапертой комнаты и незапертого сундука. Ленин просил в суде понизить Красноселову наказание на две степени, на два пункта милосердия против нижней меты. А несколько раньше, в том же су­ дебном присутствии, но перед другими судьями — об оправдании. Я предпола­ гаю — просил, ибо развитие событий, их логика вели именно к такой просьбе. Объяснимся. Старый русский суд с участием присяжных — это два суда: «суд улицы», жю­ ри — двенадцать присяжных заседателей, и суд чиновный — коронное профес­ сиональное трио. Первые (судьи факта) говорят: «Нет, не виновен», либо «Да, ви­ новен», либо, наконец, «Да, виновен, но заслуживает снисхождения». Объявляют подсудимого преступником, но не наказывают. Наказывают вторые — судьи пра­ ва. Приняв обвинительный вердикт «Да, виновен», эти вторые отвешивают пуды лиха по собственному обвыку и усмотрению. А перед тем, как это сделать, за­ прашивают мнение адвоката и прокурора, уже сказавших свои речи перед эли­ той присяжных. Защитительное слово Ленина погребено под чугунною плитой пустейшей обозначительной ремарки из четырех слов: «Защитник произнес защитительную речь». А вот его суждения о размере наказания сохранились. Почему ж, однако, и перед коронным трио Ленин не повторяет своих требо­ ваний об оправдании? Очевйдно, потому, что бессмысленно требовать там, где невозможно удов­ летворение. Судьям права остается сказать «б» (и только «б»), так как «а» уже сказано судьями факта. Статья 820 Устава уголовного судопроизводства ждет •от сторон не критики приговора присяжных, а «заключения относительно наказа­ ния и других последствий виновности». З.по уже накатилось. Невиновный под колесами. Остается одно — отвести чрезмерную жестокость, чтобы не всеми четырьмя — по живому. Два пункта ми