Сибирские огни, 1965, №4

протянул руку к манящему коробку с часами, но вовремя’ поднял ее, чтобы прервать аплодисменты, и сказал : — Подарки делают друзьям и близким. К сожалению, в моем клас ­ се пока еще есть такие люди, от которых я не вправе принимать подар ­ ки. Принцип большинства здесь не подходит. Спасибо за внимание. Ребята подняли шум. Родители напирали на то, что часы уже с д а р ­ ственной гравировкой — куда их теперь? Но я настоял на своем. И п р а ­ вильно сделал. Какой мне, к примеру, друг «султан» Уткин?. Из-за того, что он не пустил дочь в группу продленного дня, она осталась на второй год. Мы так и не вышли в передовики из-за успеваемости, хотя (да прот стится нам хвастовство) по всем показателям оставили позади и благо ­ получный пятый «А» и нашего вечного соперника — пятый «Б». Но впе­ реди поход! Море, не утопи нас! Зверь, обойди стороной. Тормоза, не откажите у мальчишек, иначе они обязательно вкатятся в беду! Из дальнего угла послышался вопль Вовки Радченко: — Ой, убива-а-ют! На ташка Б а р а б а к стучит по тощей Вовкиной спине, как по стене. Вывернувшись, он убегает в мою сторону. — Видите, Григорий Иванович! Как девчонок, так тронуть нель­ зя — закон о неприкосновенности! А как они нас лупят! Р а з в е это справедливо? — Ты чего, Н а т аша , размахалась! — вступаюсь я за невинную жертву. — А пусть не лезет, куда не просят! Зачем он вытащил из санитар ­ ной сумки одеколон? — Уже капельку подушиться нельзя, — оправдывается Вовка, по­ глаживая спину. — Возьми веревку и душись, — острит Наташка, поправляя рас ­ трепавшиеся волосы. — Теперь это не одеколон, а лекарство. Напе ­ чешь спину или накусают комары — сам первый прибежишь мазаться. Свирепая у нас докторша, что и говорить! Я объявляю отбой. Уже в третий раз за этот вечер. Возбужденные непривычной обстановкой, ре­ бята никак не могут успокоиться и уснуть на своих жестких ложах из стульев и рюкзаков в изголовье. На половине девочек затягивают нашу, отрядную: У дороги чибис, у дороги чибис, Он кричит, волнуется, чудак... Но я перекрываю все голоса: — Ну-ка, чибисы, кончайте! Всем спатьГ Придет машина, тогда вас не добудишься. Чуткая тишина уже готова была навеять сон на буйные головы, как вдруг с шумом распахнулась дверь з ал а и ввалилась Генкина группа с буханками хлеба. — Горячий, душистый! Только из печи! Налетай, не зевай! — пел во всю глотку Сашка Кобзарь. И конечно — налетели. Каждому надо было потрогать и обнюхать буханку, словно первый раз видели это древнейшее из чудес. Кончилось тем, что три булки, несмотря на протесты начхоза, были разделены на всех. — Попробуйте, Григорий Иванович, аж горячий,— протянул мне ломоть Митя. — Что?! — удивился я.— Хлеб! Ночью!.. С удовольствием. Наконец ребята разошлись по местам. На этот раз я серьезно велел всем спать. Погасив последние вспышки говора и смеха, я улегся на расстеленной у двери палатке.