Сибирские огни, 1965, №3

лучались вечные недолеты. Она молча удалялась. Петр Павлович, сидя в безопасности, начинал петь тоскливые песни, потом на сеновале раз­ давался храп с захлебом... Утром Русанец спускался к жизни. Жалкий, опухший, с красным но­ сом и с мешками под глазами. Трясущимися пальцами принимал из рук жены стаканчик «опохмелки» и мрачно вставал к верстаку. — Так, — сказал Петр Павлович, когда я рассказал ему о неудач­ ной охоте, — так... Ну, доставай с чехла, кажи это диво... Увидав «Голланда», Русанец всплеснул руками: — Так это же Евгешкин штуцер!.. Гляди, хитрый черт, высверлил, снял нарезы... Да глыбко как!.. Чтоб у того, кто высверливал, руки от­ сохли! Изгадили вешш!.. Уж не тебе ли он загнал его за двенадцатый ка ­ либр?.. Да, как же ты оплошал, милый человек?! Я рассказал о смерти Володи Андреева. Петр Павлович выслушал меня молча, а когда я кончил, достал из верстака полбутылки и, поко- сясь на дверь, налил полстакана. — За упокой души! — сказал Петр Павлович, вытирая губы и пря­ ча полбутылки обратно. — Знавал я Андреева. Безвредный малец был... Приходил, случилось, меня описывать, да пожалел. А я оправился и долг свой через три дни вернул мелколавочному-то кредитованию... Слыхал про такое? Не дай бог связаться: ешь, пьешь, и все — ничего. Даж е интересно: пришел в магазин, скомандовал — вон, мол, того и это­ го заверните. «Пожалуйста, гражданин Русанец, кушайте с нашим удо­ вольствием!..» Завлекательно научились нынешние приказчики работать, ничуть не хуже старого режиму... В книжечку запишут и — иди, гуляй, душа!.. Хоть коньячку, а хошь рябиновой — ни в чем не отказывают, дьяволы... — Лучше, чем при царе-то, Петр Павлович?.. — Болтай! При царе такого баловства не было! При царе, ежели кто в долг затребует, ceij же час хозяин кликнет квартального, а тот — по шеям. Наличными, не в кредит какой... При царе порядок был!.. Русанец снова покосился на дверь и нагнулся было к верстачному ящичку, но я испугался дальнейшего экскурса в историю и вернулся к прерванной теме: — Что же с этим ружьем, Петр Павлович? Петр Павлович сплюнул в угол мастерской: — Ну, слушай, сыщик. Этта штука, — он ткнул своим черным, «сле­ сарным» пальцем в лежавший на верстаке «Голланд»,— эгта штука, братец ты мой, называется, значит, «сверленый штуцер». Понятно тебе? Старинный нарезной штуцер: под черный порох и свинцовую балаболку двенадцатого калибра... А кому теперь такая хреновина нужна, когда нынче «экспрессы» появились?.. «577», скажем... И бездымка-порох и пуля в оболочке, и поронно и уносливо... Вот, чтобы избавиться, Евгеша, стал быть, и высверлил... Снял нарезы, да так, что и не догадаешься — видишь, как блестит: верно, неделю полировали, и получилось, сыщик... А ничего не получилось!.. Был он в естестве своем — двенадцатого ка ­ либра, а нынче стал... Патронник-то остался двенадцатый, а стволы — тю-тю! За десятый калибр уехали!.. Какой уж тут «бой»!.. После Русанца княжеское ружье побывало в руках моего приятеля- лесника, славившегося умением «доводить» ружья. Лесник промыл стволы «Голланда» сулемой и, выйдя во двор, грох­ нул дуплетом в дверь амбар.ушки. Оба мы бросились к двери, взглянули и перевели глаза друг на друга. На двенадцать шагов ружье принесло в сарайную дверь четыре по- лузастрявших в сухом дереве дробины.