Сибирские огни, 1965, №3

Впереди был целый день, не связанный с грабежами, убийствами, самоубийствами и еще со всякой кровавой пакостью человеческой, кото­ рую приходится распутывать инспектору группы «ББ» угрозыска. «ББ» — расшифровывается грозно: «борьба с бандитизмом». ’ Три зорьки впереди... Лодка, озера, тихие закаты и восходы... И год — не комарный. Хорошо!.. Пароход опоздал, и мне досталась только «утрянка». Знаете тот чудесный час рассвета, когда первые лучи солнца чуть касаются верхушек тальника и озеро окутано голубым туманом, а сон­ ная гладь темных вод еще не сбросила с себя ночного очарования?.. Обласок неслышно скользил вдоль кромки камыша. Ружье-сказка, ружье — мечта охотника лежало со взведенными курками наготове, и когда с хриплым кряканьем, свечей взмыл из к а ­ мышей первый матерый «крякаш», я ударил по увеличенному туманом силуэту птицы шагах в пятнадцати. Но не услышал характерного всплеска падающей в воду птичьей тушки. Неужели «пудель»?.. Странно — стрелок я неплохой! Д а , промах. Задел, верно, только крайними, боковыми дробинами вот и на воде плавает утиный пух, который выстегала из кряквы ослабев­ шая дробь... — Промазал, черт! — я обругал себя вслух и взялся за весло. Существует такое охотничье поверье: если первую не стукнешь — так и пойдет: будешь всю охоту «мазать». И не помогут ни умыванье, ни проклятья, ни заклятья, ни выпивка «для глазу». Охота, знаете ли, вещь таинственная, загадочная... И очень несамо­ критичная штука — охота: всегда виноваты или порох, или ружье, вне­ запно «потерявшее бой». Как бы то ни было, нощ тот раз так и пошло! Утки поднимались и справа (невыгодно для охотника), и слева (выгодно для охотника), мои дуплеты гулко отдавались в ближнем бору, но... птицы не падали. Туман стал редеть. З а излучиной речки, поросшей ряской и кувшинкой, открылась про­ галина чистой воды. Там плавал табунчик... — Ага! Сидячие! Ну, тут уж без промаха!..—Прижав лодчонку к бе­ регу, я тщательно выцелил и спустил один за другим оба курка. Но табун вспорхнул и улетел. Опять на воде остался только утиный пух. Напрасно я веслом раздвигал камышную стенку: нет. Только пух. Так продолжалось всю охоту, выстрел за выстрелом. Даже пух — редко. Ни одного перышка, и все было соответственно известному пожеланию... Солнце уже стояло высоко, когда я раскис, причалил к берегу и в тоскливом изнеможении опустился на росистую траву... И первый червячок страшного охотничьего сомнения шевельнулся в моей груди. Поднялся, воткнул в ил весло и, отойдя на двадцать шагов, пальнул в белую лопасть. Раз и два пальнул. Потом побежал к цели. Лопасть сияла девственной чистотой отмытого водой дерева, и лишь в одном углу виднелись слабые отпечатки двух отскочивших дробинок. Я стал здесь же перезаряжать патроны: уменьшал пороху и добав ­ лял дроби. И стрелял. Потом уменьшил и заряд и снаряд. И стрелял. Увеличивал оба компонента, менял пыжи, менял дистанцию и —