Сибирские огни, 1965, №3

спички. Чиркал, чиркал — не зажигается спичка: руки Володины, как говорится, ходуном ходят... Я переспросил: — Не умеешь, что ли? Андреев ответил глухо: —• Не... могу... Птица мучается... а я — не могу... Тогда я освирепел, стукнул утчонку башкой о ствол ветлы. Не про­ сто, с безразличием, а со злостью стукнул, и очень обиделся: следова­ тельно, этот тип считает меня морально хуже собственной персоны?.. Что он: владетельный маркиз? А я ему «за егеря»?.. По кочкам заставил сломя голову пробираться... Веселенькое дело! Вот такой получился у нас охотничье-психологический «нюанс». — Считаю тебя, Андреев, не охотником, а старорежимной инсти­ туткой!.. Сопля ты, а не мужчина!.. Выругался я, плюнул, и ночевали мы порознь — в разных стогах... Только у меня костер скоро погас, а у Андреева все горел. До рассвета... И больше мы вместе на охоту не ездили. Тогда мне не верилось, что можно на фронте ходить в атаки и вра ­ га штыком — в горло, по самый «хомутик», или валить наступающие цепи пулеметными очередями, а в мирное время сентиментальничать над подстреленной уткой, которую от сотворения мира предоставлено человеку кушать... Но позже в жизни я встречал не однажды и не дважды людей, ко­ торые не могли зарезать курицу или утопить котят.. И — странное дело— они, эти сверхчувствительные люди, были фронтовиками... А двое — ка- перанг и полковник — орденоносцы... Так вот — наша дружба не состоялась. И в этом ж е году Володя Андреев покончил с собой. Он выстрелил в рот из охотничьего ружья картечью, нажав пальца­ ми босой ноги на связанные проволокой спусковые крючки двустволки, и смерть его была мгновенной, но страшной. Потом пришлось комнату перебеливать. Мы все очень удивились, услышав телефонный звонок из отделения милиции. Андреев — и смерть?.. Пустить себе в голову з ар яд картечи, именно теперь, когда миновала военная гроза, жить стало легче, инте­ ресней?.. Нелепица, абсурд, нонсенс какой-то!.. Однако наш начальник секретной части Николай Аркадьевич Р а с ­ катов напомнил прошлогодние стихи Маяковского: «...подражатели обрадовались: бис! Над собою чуть не взвод расправу учинил...» Но ведь это — о Есенине. О поэте, трагически заблудившемся меж трех сосен времени... И о буржуазных болванах-подражателях. А тут — Володя Андреев. Совсем не поэт. И не буржуазный болван, а хороший, сто раз проверенный комсомолец, еще мальчишкой познав­ ший на фронте цену жизни... Он никогда и ни с кем не говорил о смерти. Мне это казалось абсолютно невероятным — самоубийство Андрее­ ва. И — тем не менее — застрелился. Это произошло днем и в мое дежурство по уголовному розыску. И мне же пришлось «поднимать мертвое тело».