Сибирские огни, 1965, №3

щен чтением. Одинокая фигура у газетной витрины в опустевшем кори­ доре вызывает у постороннего одно лишь умиление и никаких подозре­ ний. Это облегчает участь страдальца. Вскоре и само наказание стало называться «читать газету». Во всей этой процедуре больше всего доставалось мне, конечно. Почти каждый день я оставался без обеда, ибо на меня ложились ка­ раульная служба и опрос оставленного учить уроки. Была в этом, прав­ да, глубоко спрятанная справедливость: не будет наказанных и отстаю­ щих — и я стану свободным человеком. В заключение летучки «на середину» (к учительскому столу) вы­ зываются Горохов с Васневым. Им предстоит отдуваться за то, что уго­ дили в «Журнал дежурного». — Говорите! — требует староста. Сашка мог бы сразу обратиться к одному Горохову. Говорить пред­ стоит ему. Васнев целиком доверяет своему закадычному другу и верит в его адвокатские возможности. Ленька не торопится с речью и, надменно задрав свой короткий нос, молча посапывает. Митя понуро разглядывает свои разбитые баш­ маки. Какие застежки еще недавно сверкали на них! А как великолеп­ но сидела на Мите новенькая форма с белоснежным воротником и шел­ ковым галстуком. От былого шика и следов не осталось. Левая застеж­ ка вырвана с мясом. Рубашка давно просится в стирку. Заодно непло­ хо было бы прополоскать загорелое в чернильных пятнах нежное Ми­ тино лицо. Да, нелегка, видно, у тебя жизнь, товарищ! Отчего бы это? Надо потолковать с парнем по душам... Недалеко ушел от своего дружка Ленька Горохов. Но не блещу­ щий новизной костюм сидит на нем более естественно и по-своему эле­ гантно. Ленька, конечно, от природы франт. Чего стоят одни значки над карманом куртки! — Ну, чего молчите? — пытает Кобзарь. — А чего говорить? — сразу лезет в бутылку Ленька. — Мы с Ва­ сневым... Класс хохочет. Ребята уже не могут спокойно слышать это «мы с Васневым». Ленька, успевший обидеться, идет к своей парте у окна, но тут стою я. Взяв его за плечи, поворачиваю лицом к классу. Он снова по­ рывается уйти, я возвращаю на место. Эта минутная возня кажется мне вечной. Я не уверен, что именно так следует поступать с диковатым Ленькой. Но ничего не поделаешь: вышел «на середину» — стой и от­ дувайся. Наконец Ленька затихает и скороговоркой рассказывает о том., как они с Васневым тихо сидели и работали, как вдруг он макнул в чернилку и вытащил на кончике пера кусок бумажки. Он хотел вытереть перо об васневскую промокашку, а попал тому на лист. В ответ Васнев черкнул по Ленькиной тетради... Потом их выгнали из класса. Решили: на этот раз предупредить. Если еще попадутся в «Жур* нал» — рассадить. Друзья понуро идут на место. На этом летучка кончается. Я прошу слова для объявления, но уступаю поднявшему руку хозяйственнику Воронову. — Почему Кобзарь разбил чернилку и принес одну? А по закону: разбил чернилку — принеси две. Сам староста, а сам не выполняет. — Григорий Иванович! — стучит в широкую грудь Сашка. —Од­ на только была дома, я ее принес. — Мало ли что, — не унимается Генка, — купишь еще одну. — Две, — поправляю я.