Сибирские огни, 1965, №3
Принимая знамя, председатель совета отряда Валерка Красюк в от ветном слове сказал: — Учтем. Тут же родилась мысль обновить подарок в совместном походе за город. На том и порешили бы — не вмешайся Борька Малинин. Зачем та щиться за город, если можно под воскресенье на море съездить. Машины даст папочка. Борька ручается. Его начали качать, но скоро утомились и благополучно поставили на ноги. Остаток радости излили в криках. Трудно было понять, где тут шефы и где подшефные. Единство было налицо, вернее на лицах! Голубая «Победа» Директор завода Малинин не дал нам машин. Сообщая мне об этом. Борис прибавил как бы между прочим: — Я уже больше не говорю: папочка и мамочка. — А как же ты говоришь? — Просто: папа, мама. — Ну, что ж, все великое — просто. Лишь бы ты их любил по- прежнему. — Любил! — горестно вздыхает Борис и отворачивается к окну, у которого мы стоим в коридоре,— Знаете, кто виноват? Мама. Я ей всегда все рассказывал и про то рассказал, как, помните, мы туалет убирали. А она все выдала папе. Разве это честно? — Ну, какая разница между папой и мамой? — Какая-никакая, а если секрет — никому нельзя разглашать, как военную тайну. Правда ведь? — Борька поворачивается ко мне с надеж дой. Серые глаза его сухи — ни намека на слезы. Вроде бы повзрослел чуть-чуть — таким новым он мне кажется.— Из-за нее папа машины не дал. Принципиально. Сказал, раз вы себя вести не умеете, туалеты моете, значит1не заслужили еще к морю кататься. — Ну, ничего, переживем,— ободряю я Борьку. — Да! Выходит, что я болтун, слова не сдержал. И перед шефами мы опозоримся. Ребята уже спрашивали, а я соврал, сказал, что папа уехал в командировку. А раньше я никогда не врал. Теперь узнают, и все будут против одного. И правильно. За то, что я врун и болтун. А еще звеньевой! Чувствую: самобичевание Бориса доведет его до слез, а мне уже страшно хочется, чтоб их никогда не было на этих смышленых глазах. Обняв за плечи, трясу его дружески: — Брось отчаиваться! Что соврал — то худо, конечно, а в осталь ном твоей вины нет. Что смог, то сделал. Я сам поговорю с отцом, и мы еще успеем до холодов съездить к морю. Тем более, что в это воскресенье у нас ничего не вышло бы: назначен сбор лома. Борис, начавший было оттаивать, при последних словах снова хму рится и вздыхает: — Воскресник? А меня мама не пустит. — Как это не пустит? — Очень просто. Скажет: не смей! — Борис округляет глаза и топа ет ногой, изображая мать.-— Она меня никуда не пускает: ни на воскрес ники, ни в кино, ни в затон. Никуда. — Почему? — Боится, что я или надорвусь, или зашибусь, или под трамвай по паду. Мало ли что! Она всегда боится. И бабуся ее поддерживает. Толь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2