Сибирские огни, 1965, № 002

костра не дед Горчаков с ФедюнькМ — у этого костра мать и дочь Ку зевановы — Сергевна и Катя. Сергевна сидела в напряженной неподвижности на толстом бревне по ту сторону костра — в распахнутой телогрейке, в платке (незавязан- ные концы его смято л еж а ли на груди), сидела, опустив лицо, как в ч а ­ шу, в сомкнутые ладони. Катя стояла сбоку от нее, лицом к нам, нахох лившись и далеко вдев в оба рукава кофты кисти рук. Волосы ее были будто после сна — ну прямо как спутанный моток проволоки... Ох, видно, и набегались они досыта по ночной тайге и нагоревались до последних слез! Евдоким с Аркашей на руках вышел из-за кедра и шагнул к костру. А я, сама не знаю почему, осталась у дерева, прислонилась плечом к шершавому стволу, и стало мне вдруг зябко-зябко. Евдоким сделал второй шаг, третий. Катя, не шелохнувшись, спросила: — Отец, это ты? Евдоким не ответил. Он был уже совсем близко от костра, и пламя освещало его всего. Сергевна отняла руки от лица, охнула, взметнулась с бревна и, как слепая, ринулась по горящим сучьям к Евдокиму — искры горячей золы гак и брызнули из-под ее сапог. — Ой, Аркашенька, сыночек мой, ой, сыночек... — Не троньте, не тревожьте, спит он... Куда его? Сергевна засеменила впереди Евдокима к юрте — и все ойкала г все оглядывалась, не исчезнет ли Евдоким с Аркашей. За нею по возду­ ху тянулся след гари — или платье или сапоти тлели у нее... Аркаша же крепко спал, привалившись носом и ртом к плечу Евдокима. Катя не стронулась с места. Поворачивая голову, она следила за матерью и Евдокимом. Тут я вышла из-за дерева и очутилась перед ней по другую сторону костра. — Здравствуйте, Катя! Она вздрогнула и расцепила руки. Она смотрела на меня, но словно сквозь меня, будто голос мой прозвучал не рядом, а издалека — оттуда, из чащи. Совсем другая была она сейчас, чем тогда, в библиотеке. Гораздо проще и гораздо красивее, хотя была она в тот раз и нарядной и подтя­ нутой — не в старой кофте с приставшей кедровой чешуей, не в д ом аш ­ них, из грубого войлока, ичигах, не с растрепанными волосами и непри- томленная бессонной ночью... Вот теперь я увидела ее лицо, ее настоя ­ щее лицо, хоть и побледневшее, осунувшееся и все же ясное и свежее, как белый налив... И ее гла з а , ее настоящие гл а з а — большие, дымчато ­ синие, которые еще берегли испуганное изумление и тайную радость для Евдокима, и уже несли недоверие и гнев — для меня. Она снова повернула голову к юрте — из нее, теперь уж первым, вышел Евдоким, а чуть позднее, догоняя его, Сергевна. Евдоким медленно подошел к костру — не по ту сторону, где я, и не там , где Катя, а между нами — и бросил на Катю долгий, наверное, трудный для него взгляд. Катя смотрела на Евдокима безотрывно и будто просила: «Не надо, ке говори ничего, совсем ничего, так лучше!» И мы стояли трое вокруг костра и молчали. Не молчала лишь одна Сергевна. Она была уже возле Евдокима и бормотала — бессвязно, р ас т ерян ­ но, всхлипывающе: