Сибирские огни, 1965, № 002

Крупные и сильные руки мягко и неслышно взяли у меня Аркашку А я не уходила. Ноги словно приросли к земле. — Дорогу-то на табор найдешь? — Не знаю! — Дела! — повторил он. — Еще и ты заплутаешься. Ладно, пошли, только поосторожней: за увалом — пни, валежник... 'Н е запнись... Пошли! Что ж, пошли так пошли! Я видела, как Аркаша уронил голову на Евдокимово плечо, как успокоились его руки. Затих, маленький Кузеванов... Мы спустились в узкую лощину, потом поднялись на каменистый увал, обогнули широкую и густую полосу багульника, прошли еще не­ много и вступили в какой-то особенный — д аж е для ночи — пустынный и неживой лес. Здесь пахло сладковатой прелью гниющей древесины, пыльной сушью трухи: то и дело обходили мы обгорелые, остро и дико торчащие пни, намертво поваленные, усохшие деревья — мы шли по истерзанному, разрушенному телу леса — под ногой то кусок коры, то обугленная ветка... И белые, робкие памятники на этом лесном кладби ­ ще — пучки молоденьких низкорослых берез... Евдоким шел не останавливаясь — так легко и осторожно, так уве­ ренно и быстро, что я невольно думала: «Ну, по этой дорожке ты словно бы уже хаживал!» Что ж, теперь и я пройду этим путем! Но вот снова кусты багула, тонкий пряный з ап а х голубицы, нежный аромат кедровой хвои — мохнатые высокие кедры, живой, настоящий лес... Лес, ка к человек, может быть полным жизни, добра , щедрости, а может быть страшным — с усохшей, разоренной душой... — У, черт! — Евдоким внезапно остановился. Я видела, как качну­ лась свисавшая ему на спину рука Аркаши. — У, черт! — негромко, но с гневом повторил Евдоким. Я подошла поближе. Откуда этот розовый отсвет на стволах кед ­ ров? Темная морщинистая кора посветлела, помолодела, словно бы ож и ­ ла и трепетала в тихом неярком пламени. На лице у Евдокима, высту­ пившем из лесной тьмы, было страдание и какое-то еще выражение не­ поправимости и непрощаемости. Он, склонив голову, смотрел себе под ноги. И я взглянула туда же. Поперек пути — не перешагнуть, не перелезть — розово и дымчато :ветясь, л еж а л мощный красивый кедр с прямым и неохватно-толстым стволом. Раскидистые, густые ветви его, словно множество рук, припали к земле. Не усохший, не спаленный молнией, не изглоданный шелкопря­ дом — сильное, здоровое дерево, предательски срубленное человеком... — Триста лет росла шишка на этом кедре... Теперь уж ей никогда не расти! Эдакое дерево не пожалели! Евдоким погрозил кому-то кулаком: «Ну, погоди, падла!» — пере­ дал мне Аркашу, перескочил через кедр, снова взял мальчика и одной рукой рывком перетащил меня по стволу на свою сторону. Мы стояли на пружинистой хвое кедра, и мне казалось, что дерево стонало и сили­ лось подняться... Мы пошли дальше — к истоку розового света. Он становился все ярче, все мощнее — и уже был и желтым, и багровым, и рубиновым, — мы шли мимо пылающих стволов, — и наконец, я поняла, что это отсвет огромного костра — вон там, посреди лужка, чуть поменьше нашего, и такая же там бревенчатая юрта и амбар, может, побольше нашей юрты и нашего амбара, и возле них такие же кучки необмолоченных шишек, и только еще какое-то незнакомое крылатое сооружение у амбара, по­ хожее на маленькую ветрянку или колодец с крестовиной сбоку... И у