Сибирские огни, 1965, № 002

И что мне эти восемь строк, почему они такие живучие, почему по­ коя не дают мне! Я взглянула на Евдокима. «Не надо. Это — наши. Прочти другие». Так сказали мне его глаза. Хорошо, Евдоким. Вот тебе самые мои любимые: про девушку под насыпью, во рву некошеном; про дубовый листок, что оторвался от вет ­ ки родимой; и еще это: «Я вас любил так искренно, т ак нежно, как дай вам бог любимой быть другим»,— и еще, и еще... Они будто сейчас рождены, эти стихи — рождены лесной мглой, криком птицы, рождены запахом листвы, дымом костра — глубоким, ночным вздохом природы — эти раздумья, эти страданья, эта любовь, 4то волшебство... Д аж е Федя примолк, подперев щеку рукой. И у деда глаза посвет­ лели. А Г алк а прерывисто вздыхает... Вот так. Все... А то возьму и заплачу! Евдоким медленно встал и пошел прочь от костра. Пошел туда, в сторону бурелома, туда, где мы днем били шишку и где слышали звуки отдаленного колота. Остановился, вспыхнул огонек сигареты... З а д в и ­ гался огонек — снова пошел... — Д а они же спят давно, — проворчал дед. — Что же они, и ночью будут колотом бухать?.. Чудак человек... А ну, ребята, и нам пора по домам... Вон у бригадира уж голова с плеч спадывает... И верно, Галя все жмется, приваливается ко мне... Уведу ее сейчас в юрту, уложу на матраце из хвойных веток. Она ¡асыпает с кедровой шишкой в руках, а утром у нее коричневые липу­ чие несмывашки на пальцах и щеке, и если ночью подкатится ко мне я обнимет, то и я вся в тягучей и пахучей смолке... Ночь. Л апы кедров мягко поглаживают бревенчатые стены юрты, Большая птица возится в кустах. Бурундучок или полевка пискнула от­ куда-то снизу — нашла, наверное, закатившуюся шишку. Холодная струйка ночного воздуха шелестнула сквозь незаделанный пазок. Отчего я проснулась? В крохотном отверстии наверху блеснул отсвет угасающего кост­ ра — или то звезда пытается заглянуть к нам? — и Г алк а улыбается во сне этому мгновенному залетному огоньку. Отчего же я проснулась? Тук! Тук! Тук-тук! Тук-тук-тук! — очень похоже на удары колота. Почему днем не могла я расслышать этот звук, а сейчас слышу? Ну, ко ­ му же придет в голову бить ночью кедровую шишку! Тук-тук! Все ближе и ближе! Это сердце мое — маленький живой колот — бьет мне в уши, в память, в мозг! Отчего, отчего я проснулась? Не от ручейка холодного воздуха, не от падучего взгляда звезды, не от дальнего «тук-тук»... Чей-то тихий, шмелиной басовитости плач — совсем рядом, за сте­ ной юрты, у изголовья нашей с Галкой постели! Густенькое, длинное, протяжное, жужливое: «У-у-у...» Кажется? Нет, не кажется: «У-у-у-у...» Я тихонько, чтоб не разбудить Галю, встала, быстро натянула брю ­ ки. лыжную куртку и выскочила из юрты. Но меня опередили. Евдоким, одетый, д аж е в шапке — будто и спать-то не ложился — нышел широким неслышным шагом из-за угла юрты и нырнул в кусты. — Ты, чудило, как это сюда? — У-у-у... — Д а ты не бойся... Как ты сюда? — Не знаю... У-у-у...