Сибирские огни, 1965, № 002

шалашика, длинный ветхий амбар, крытый бревнами и придавленный деревом — от медведя... Вокруг кедры вперемежку с лиственницей. Красивое дерево — кедр. Ствол мощный, ветви разлапые, раскиди ­ стые, хвоя густая, пучками, длинная, и среди н е е—-то темные, то с блес­ ком боченочки кедровых шишек. Но есть деревья потолще и потонь­ ше, повыше и пониже. Подойдет дед Горчаков, глянет: «Энта кедра мо­ лоденькая — лет восемьдесят, а поодаль —- постарше, все двести про­ жила...» Говорит так, будто ему самому пятьсот, и он эти кедры вы­ нянчил! Д л я кедров потоньше — колот полегче, д аж е я могу с таким упр а ­ виться, разок-два ударить. А для деревьев покрупней — потолще колот, в четыре пуда, с толстой рукоятью, к этому я и подойти боюсь! Ближние к табору кедры все пообиты, и там, где часто били коло­ том, зеленовато-желтыми наплывами проступила смолка-живица — она долго не твердеет, все липучая и так остро и сладко пахнет — будто в ней все запахи леса и будто так пахнет сама жизнь,— хочется ткнуться в липучку косом и нюхать, нюхать, так что и нос и щеку стянет несмы­ ваемой смолистой пленкой... ...Все глубже мы в тайгу, все длиннее дорога к амбару. Нам с Г а л ­ кой надо быстрее полнить-наполнять кули, теперь мы их уж не тащим на лямках, а грузим на лошадок — на Бойка и Голубчика, и скорее об ­ р а т н о— не очень-то поспеешь за нашими работягами... А воришек кру ­ гом сколько! Там свистнет бурундук, там мелькнет красным пятном по ­ левка, там покажется голова королька — эти лесовички шишечку ус­ мотрят везде — во мху, средь кустов, а то, зевнешь, прямо из мешка тащат! И мы спешим с нашими лошадками обратно! Поскорее, Галка, поживей, не очень-то хотели брать нас сюда, сколько волнений и споров было! Стараться нам с тобой надо, не о т ст а ­ вать от Евдокима и Феди! Вот Евдоким ставит на расстоянии шага от дерева огромный дере­ вянный колот — длинный, толстенный стержень, а на стержне косо н а ­ сажено чуть не целое бревно! Колот выше Евдокима, и как только он удерживает его! Руки у Евдокима — напряженные, осторожные, с набухшими мыш ­ цами ,— медленно и расчетливо отводят колот назад, сам Евдоким пру­ жинисто оседает, и, глухо кахнув, словно бы вместе с колотом кидается к кедру. Бум! Удар сильный, гулкий, точный. Вековой кедр вздрагивает, ветви, с шумом сталкиваясь, взлетают. Евдоким прячет голову под колот, и туг же тяжелым коричневым ливнем бьют озем-ь шишки... И в это время лицо у Евдокима — напряженное, сильное — иной раз кажется мне счастливым... Будто вместе с ударом по кедру он выши ­ б ает из себя что-то трудное, мучительное, и ему больно и хорошо... Но ударил, положил тяжелый колот на плечо, пошел тяжелым шагом к д р у ­ гому кедру, и вновь темнеет и густеет затаенной болью его лицо... Евдо ­ ким работает молча, не то что Федя. Федя не может без разговора. Или со мной, или с Галей, или сам с собой. «А ну-кось, потрясем этого с т а ри ­ кана», «Колотушечка, милая, долбани!». А то давай посвистывать и прищелкивать, по др аж а я лесным птицам. Веселый он человек. Веселый и беспечный. Нет, Евдоким все молча. Д аж е если работает колотом не один, а вместе с Федей, и то без слов: кивнет, или плечом шевельнет, или просто взглянет — Феде всегда понятно, чего хочет Евдоким. Но что я скажу: