Сибирские огни, 1965, № 002

бы на промысел от колхо за ), и Катю стал смущать — т ак это точно, не совру... Это так же верно, как Чикой в Селенгу вплывает. Последние го­ ды не очень-то я рад был, что Евдоким с нами в кедровнике... А уж в спор да в др аку сам он полез, никто его не тянул. Вишь, д е ­ рево он пожалел. Совесть в нем протявкала. Значит, из-за твоей ще ­ нячьей совести садись Кузеванов в тюрьму! Нет уж, поостынь, сам ре­ шеточку понюхай — раз тебе то дерево подороже кузевановского дома, кузевановской ласки... В меня, брат, кулаками свою правду не в толка ­ ешь... Тихий я, это верно, но близко сунешься — распалюсь и вдарю! У меня, скрывать не стану, сразу полегчало на душе, как Евдокима забрали : иначе бы нам от него ни з а что не отвязаться. Д л я Катюши в смысле друга жизни он совсем неподходящий, и вообще — неделовой человек, неизворотливый, все на колхоз с оглядкой. Правда, Катя все ж повздыхала-помучалась, на первое и второе письма ответить очень д аж е хотела, а после суда ехать д аж е собралась на рудник, аж за Витим! Так мы с Сергевной легонько, осторожно, не торопясь, ее от Евдокимовой судьбы отстраняли, бесшумно я канатик обрубал. То давай пальтецо сошьем, то туфельки купим, то просто в го­ род поезжай, поживи, в институт готовься — на тебе деньги на квартиру, на харч, на книги, на кино. Так-то лучше, чтоб и матушка моя, спятив­ шая на Евдокимовом деле, ни нас при Кат е не корила, ни ей без нас душу не грызла. Ну а разочек пришлось похитрей с Катей, — так ведь Катя уже с чемоданчиком на пороге и Федюхина машина у ворот! Что ж е мне — дочери лишаться! Я и д ав ай плести, что ездил к Евдокиму и что он не дал мне и слова молвить — напустился, будто мы, Кузевановы, нарочно его в тюрьму, и чтоб мы забыли его имя-фамилию, а он наше разимячке по ветру развеет... Поверила! А что сельчане злобствовали — особенно доярки, потому ка к счита­ ют, что у них жених готовый уплыл, — т а к на это наплевать. И что Ма- карычевы наговаривают,— тоже... Небось, сами не святые, от меня кое- что перепадало, а в недавние дни Кузьмич мне говорил насчет Осипо­ вых дел на молокозаводе — пусть уж лучше не замахиваются! Живите себе потихоньку, и я в а с не затрону, мне-то что, хоть весь маслопром с хлебом съешьте! И нечего, Евдоким, лепиться опять к нам, нечего. Иди своей д о р ож ­ кой, строй свою жизнь, как хошь, только не лезь — обойдемся своим р а ­ зумом! Эх, поднажмем, Григорий Иваныч! — шишка уродилась увесистая, что гиря. Колотнешь — дождем сыпется, только башковину поспевай укрывать под чурбаком . Вся земля вокруг табора аж коричневая, и дух от нее, снизу, смоляной... Сыпьтесь, шишечки, сыпьтесь, мои зо­ лотые!.. Конечно, вдвоем бы оно сподручней — еще бы больше, еще бы спо­ рее! — да вот один я, тройничком не возьмешь, силенок не хватит, вот и обходи толстую кедру, а шишки на ней — черту не счесть! Пройдешь, сто разов оглянешься — денежки какие висят! И эдакое дело бросить! Пущай их, безмозглых! Пущай глотку н а ­ дрывают — меня из кедровника пушкой не выбьешь! Скорее Ли ков вспять пойдет... А ты, Евдоким, не суйся, не суйся, не вороши медведя в берлоге! ...А вечером, когда соберемся все к ужину, все-таки, как ни отпихи­ вайся, разговор завертится вокруг энтого дела — как они там решат, земляки наши...