Сибирские огни, 1965, № 002
Приходил к Сорокину молодой солдат Юрий Сопов. Его стихи печатались во многих газетах, но в них я не видел ни одного похвального слова сибирскому дик татору. Одет он был по-солдатски: френч защитного цвета, на ногах башмаки с обмотками — подарок английского правительства солдатам Колчака. Голос у него- был тихий и мягкий. Юра служил в команде, охранявшей дом Колчака. Эта служ ба избавляла его от фронта. Вскоре я услышал: Юрий Сопов погиб от взрыва гранаты в самом карауль ном помещении. Одни говорили, что он готовил взрыв дома Колчака, и видели в нем большевика, другие утверждали, что взрыв был случайностью. Мы знали, что Юра не был связан ни с одной партией. После похорон Юрия Сопова решено было провести вечер воспоминаний, хо тя вспоминать, собственно, нечего было — он появился в Омске недавно, и мало кто его знал. Организатором вечера был «сам» Сергей Ауслендер. В Доме государственных установлений, как тогда назывался дом против го родского театра, собралось немного людей, главным образом из интеллигенции. После короткой биографической справки о покойном Ауслендер сказал: — Молодой поэт, у которого все было впереди, погиб в годину битвы за еди ную, неделимую... За светлое будущее России... В непосредственной близости к трибуне сидел Антон Сорокин. Он всегда искал возможности столкнуться с «придворным поэтом» и сейчас не дал ему до кончить фразы: — А почему вы, Сергей Ауслендер, не берете в руки гранаты, не идете бо роться за «светлое будущее» России, а сидите в тылу, под охраной войск прави тельства и толкаете вперед таких молодых и талантливых юношей, которые гиб нут по молодости своей и незнанию оружия?.. — Я протестую!..— завопил Ауслендер.— Избавьте меня от этого сканда листа... Он растерянно простер руки в зал, словно бы искал защиты. А Сорокин уже подходил к трибуне. Кто-то догадался погасить свет, надеясь этим остановить Сорокина. Но это не помогло. — Свет правды погасить нельзя!..— крикнул Антон Семенович, стоя на трибуне, достал из кармана свечу и зажег ее. Поднялся шум, многие кинулись к дверям, словно в зале начинался пожар. В этой сутолоке незаметно исчез и «придворный поэт». Об этом скандале в газетах не появилось ни строчки; заметка в хронике сооб щала: «Ю. Сопов погиб при исполнении служебных обязанностей»... В эти дни я встретил Всеволода. Появлявшиеся изредка миниатюры Всеволода Иванова, признаться, сбивали меня с толку, я не знал, как относиться к этим «пробам пера» товарища. И хотя в содержании эскизов я не находил ничего предосудительного, мне казалось, что сотрудничать в белых газетах зазорно, непростительно перед памятью тех, кто погиб в борьбе с колчаковщиной. После долгой разлуки мы встретились у городского театра. Всеволод давно уже покинул Курган и работал в одной типографии города Омска. Я рад был встрече. Я взволнованно рассказал ему об Амантайской траге дии, где колчаковцы расстреляли около двух тысяч безоружных людей, не щадя ни стариков, ни детей. В этом восстании погиб мой младший брат, да и сам я еле убежал из-под ареста. Для меня Амантайская трагедия, как незаживающая рана. А Всеволод сказал суховато: — Драка идет большая... — Только драка? — спрашиваю. У Всеволода подпрыгивает правая бровь; он не отвечает и рассказывает мне, как два офицера увезли Новоселова в Загородную рощу, там убили его и сбросили в овраг... — И все это видел лесник,— добавляю я. Он смотрит на меня и так же коротко сообщает о восстании в Куломзино.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2