Сибирские огни, 1965, № 002

Всеволод махнул рукой и все кружил по комнате, словно не мог найти себе* места или старался запомнить бедную обстановку «короля шестой державы», как именовал себя Сорокин. Встреча была короткой, Всеволод уезжал в свой Курган, и я провожал его до городской железнодорожной ветки. По дороге он рассказывал мне о талантливом человеке Кондратии Худяко­ ве -— маляре и поэте. — Отличные пишет стихи, но боится на люди показываться — грамоты ма­ ло... Я как-нибудь пошлю... С особой радостью Всеволод сообщил мне: послал несколько рассказов М. Горькому и получил ободряющий ответ. — Может, не все, но что-то напечатает... Почему-то Всеволод не сказал об этом Сорокину. Может, не хотел пустосло­ вия? Может, побоялся попасть в сорокинские памфлеты, о которых уже знала вс» Сибирь? Я не стал допытываться. У Всеволода было отличное настроение, он мурлыкал себе под нос какие-то стихи, смотрел на все влюбленными глазами, и. мне казалось, он приближался к гой лестнице, которая поведет его к славе... Мы обменялись адресами, пообещали писать друг другу. * Страница вторая Вскоре Антон Сорокин использовал мою сказку в борьбе со своими против­ никами — писателями и издателями. Как из рога изобилия посыпались его пись ма и памфлеты: «Божий цветок»,—писал он,— это гений Сибири Антон Сорокин, а свинья-- сибирская пресса. Вы, банкроты мысли, хотите заглушить мой голос, но это вал: не удастся...» Перед этим он напечатал в молодом журнале «Сибирские записки», издавав шемся з Красноярске, рассказ «Чукча Каплянто Анадырский» и под ним поста вил подпись: Константин Треплев — имя популярного чеховского героя. Он разыграл издателя журнала В. Крутовского не только тем, что проник в журнал, но и тем, что рассказ принадлежал не ему, а В. Тану-Богоразу. Поднялся шум, мне писали и говорили, зачем я способствую сорокинског? саморекламе. Из Красноярска спрашивал Крутовский: — Правда ли? Потом я как-то встретил на улице Новоселова. — Ну-ка, зайдемте ко мне, я допрошу вас с пристрастием... Я рассказал Александру Ефремовичу, откуда появилась у меня тема это: сказки. Мы сами своими разговорами толкаем Сорокина на рекламу,— сказал он. Впервые я увидел у Новоселова горьковскую «Летопись» с рассказом Алек­ сандра Ефремовича — «Жабья жизнь». На этом история с моей сказкой «Божий цветок» не кончилась. Сорокин попросил художника Вл. Эттель графически изобразить содержание сказки, чтобы этим рисунком открыть первую страницу своей книги. Рисунок получился вели­ колепный, только конский череп был заменен человечьим и из глазницы подни­ малась крупная роза, а не мифический цветок. Поэт А. П. Оленич-Гнененко написал к рисунку стихи «Тююн-Боот» с посвя­ щением «Антону Сорокину»: В глухом лесу, где трав бледнеют лица, У а берегу заржавленных болот, Взращенный тлением и горестно томится Бесплодья злак — цветок Тююн-Боот.