Сибирские огни, 1965, № 002

бивается между булыжниками четырехсотлетней мостовой, где оседланные лоша ди окрестных «гуахирос», приехавших за покупками, топчутся на привязи возле маленьких угловых лавчонок,— мы снова увидели такие же таблички. Может быть — случайность, бескорыстное усердие какого-нибудь энтузиаста-жестяшци ка, «обслужившего» таким образом всех друзей не только в своем, но и в сосед­ нем городе. Может быть, чье-нибудь еще усердие, искреннее, но не очень умное - - в конце концов, если в нашей стране попадались и попадаются иногда старатель­ ные головотяпы, почему бы отдельным экземплярам не вырасти под сенью кубин­ ских пальм? Сам Фидель в своей речи 28 сентября обрушивался с критикой на представителей этого интернационального племени — правда, по другому поводу... Стандартная табличка на дверях — мелочь, пустячок, щепка на поверхности реки. Может быть, и упоминать о ней не стоило. Но просто она лишний раз за­ ставила подумать: при каждой власти могут найтись желающие польстить поцве­ тистее, крикнуть «ура» непременно чуть громче соседа, хлопнуть в ладоши на- полсекунды раньше всех прочих сограждан. Каким же глубоким тактом, какой мудростью, каким сознанием своего долга должен обладать народный руководи­ тель, чтобы с честью миновать все опасности и соблазны — такие порой с виду «не страшные» и безобидные! «Фидель, береги себя!» — снова вспомнилась строчка стихотворения. 8 Желтый металлический клювик шариковой авторучки ползет по сигаретной: пачке, вычерчивая зыбкую линию. Линия замыкается, образовав на бумаге фигу ру неправильной формы. — Это — Бразилия. Вот здесь — ставлю точку — Рио, а вот здесь — став­ лю вторую точку — мой город, Бела-Оризонте. До Рио —пять часов хорошей езды на машине... Высокий светловолосый человек с небольшими усами умолкает, задумап- шись. Мы сидим в большом холле нашей гостиницы «Гавана — Ривьера». Это — почти что родной дом: всякий раз, возвращаясь из поездок по стране, мы с вели­ кой радостью входим в гостеприимные стеклянные двери двадцатиэтажной «Ривьеры». С первого шага охватывает приятная прохлада — вовсю работает «кондишн», можно отдохнуть от непривычной жары. Куда-то озабоченно шагает Эмилио Родригес — директор гостиницы, совсем молодой парень: ему тридцать два года, а на вид — еще меньше. До революции он работал здесь уборщиком. И, надо сказать, у бывшего уборщика «неплохо получается»: весь огромный комби­ нат с многими сотнями номеров, с двумя ресторанами и тремя большими барами, где по вечерам выступают певцы и музыканты, с бассейном внизу и солярием на­ верху, со скоростными лифтами и «салоном красоты» находится в прекрасное состоянии, работает четко, как часы. Каких только людей здесь не встретишь! На днях из Мексики прилетел Эри- берто Хара — адмирал, бывший министр, лауреат международной премии мира. Англичанин-журналист по имени Джон, секретарь комитета Бертрана Рассела, о чем-то толкует с группой кубинцев. Этот Джон всем своим обликом и манерой поведения опровергает представление об англичанах, как о людях чопорных и замкнутых. В белой рубашке, в сандалиях на босу ногу, он всегда шумен, весел и- общителен. Рассказывает, смеясь: — Вчера увлекся разговором — закурил и спичку бросил на пол. Подходит служащий гостиницы: «Извините, говорит, мистер, я знаю, что вы наш друг, но у нас так делать не полагается. Это господа капиталисты утверждают, что социа­ лизм — это беспорядок. На самом деле беспорядок был раньше, когда кубинец, если он не служащий гостиницы, не мог и войти в этот вестибюль. А социализм — это порядок!» Джон снова одобрительно смеется, отыскивая глазами пепельницу.