Сибирские огни, 1965, № 002
Перо долго кружило над бумагой, потом размашисто вывело почти поперек «согласен». Я встал за спиной председателя и прочитал эту лаконичную резолю цию. Успел прочитать еще несколько строк, выведенных пузатыми, вроде бы раз бухшими буквами. Так пишут малограмотные. Дед просил о чем-то важном. Он осторожно, вздрагивающей рукой, вложил заявление в верхний карман, сказал тоже вздрагивающим голосом, отвернувшись: — Ты меня прости, председатель. Не верил я. Другим, думаю, даст, а мне ни за что. Как в очереди, думаю, получится: выстоял свое, а продавец скажет: «нету». Ты уж извини. Он потоптался бестолково и опрометью, ударив ладонью дверь, выскочил в другую комнату. Слышно было, как прогромыхали подковы по ступенькам кры лечка. Тут я вдруг заметил, что председатель крадучись вытер глаза согнутым паль цем. Мне послышалось, будто маятник ходиков застучал чаще и громче —• в такт испуганным толчкам сердца. Сделалось неудобно: я ведь стал невольным свиде ^ телем слабости мужчины. Дегтяренко заметил мою растерянность и виновато улыбнулся: — Тут, вот этого дела, целая история. 3 Год назад все было почти так же. Перед весной правление заседало часто № подолгу. На повестке дня стояли два вопроса: сев и заготовка кормов. Все знают, что молоко у коровы на языке, что свинью призывами не накор мишь, и сани готовят летом, а телегу — зимой. Истин много, они категоричны и недвусмысленны, они рождены, вероятно, еще в те времена, когда человек впер вые бросил зерно в парную землю. Знали эти прописные истины и в Костенково. Но каждый год с возмутительным постоянством повторялась одна беда: телегу го товили именно летом, а сани — зимой. К весне, как правило, скотники подбирали на дворах последние ошметки слежалого сена, и начиналась унылая пора бескор мицы. Тучами наваливались уполномоченные, один строже другого, комиссии со ставляли акты, а скот падал. Верхогляды дивились нерадивости деревенского лю да, той легкости, с какой они попирали интересы государства. И свои. Впрочем, насчет своих интересов обстояло несколько иначе. Если колхоз кормит плохо, по лагайся на себя. Так оно и велось: отработай минимум трудодней на общем поле, на общем покосе, чтобы бригадир или другое начальство повыше за грудки не хватало, и берись за собственную делянку. Как заинтересовать людей? Да не словом (красивых слов они понаслыша- лись!), а делом, рублем? Дегтяренко и предложил «третью копну». Это формально было против зако на, но кто мог предложить лучше?.. Пожалуй, никто. Объявили решение, сломили недоверие (опять обманете!), и когда настала сенокосная пора, первая при новом председателе, выяснилось вдруг, что Костенково вовсе не обеднело рабочими ру ками: кругом, даже на самых дальних неугодицах и болотах, засверкали литовки. Трава ложилась рядами, источала сладкий аромат. На взгорьях, среди берез и пихтача, ярко пестрели женские платки, похожие на большие цветы. Чувство хо рошей радости знакомо каждому, кто любит смотреть на слаженный и многолюд ный, похожий на праздник, труд, на работу с шуткой, с азартом, с тревожащей песней у костра на перекуре. ...Председатель вброд перебрался на другой берег Чумыша и, примостив шись на пенек, стал перематывать портянки, потому что в сапогах хлюпало. От сюда хорошо было видно, как По крутой дороге к селу одна за другой спускались легковые машины. За ними винтился серый хвост пыли. Это с утра пораньше еха ли отдыхающие из города. Дегтяренко вспомнил, что сегодня воскресенье, поду мал, что с удовольствием полежал бы где-нибудь в тени лицом к небу, насмотрел ся бы вдоволь на белые облака, которые плывут куда-то, бесконечно меняя форму
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2